Скоро в ротах прекратились занятия и началась подготовка к празднику Пасхи. Солдаты и призванные на помощь рабочие с железной дороги мыли, чистили, на лошадях, а то и вручную подвозили песок, изготавливали самодельные гирлянды и украшали ими казармы. В эти дни, полные предпраздничной суеты, Кондратенко очень близко сошелся со своими подчиненными. Поводом послужило обращение ротного фельдфебеля с просьбой разрешить солдатам поклеить праздничные фонари в квартире ротного, ибо другого помещения для этого не было. Роман Исидорович с радостью согласился. Сначала со стороны наблюдал за работой подчиненных, с удовольствием слушал их пение, а потом и сам включился в работу. К началу праздника он уже был своим человеком среди солдат.
Весь апрель прошел спокойно. В середине месяца приехал командир бригады, проверил подготовку молодых солдат к лагерям. Смотр продолжался около двух часов и 7-й роте принес средние результаты. Скоро по Заславлю поползли слухи, что батальон перед лагерями постоит в Минске. Молодежь этому обрадовалась, но многие офицеры, в том числе и Кондратенко, встретили новость скептически: из-за прихоти корпусного командира целые полки вынуждены будут совершать бессмысленные прогулки в окрестностях Минска с обозами и артиллерией, солдат поселят в казармах с другими батальонами. На совещании командиров рот Кондратенко заявил, что это приведет к болезням, подрыву дисциплины из-за отсутствия должного контроля. Его поддержал командир 6-й роты штабс-капитан Ударов, но выступления эти прозвучали, скорее, для успокоения, так как оба понимали, что батальонный командир изменить тут ничего не может.
28 апреля в шесть часов утра батальон выступил из Заславля и, проделав тридцативерстный переход, к полудню вступил в Минск.
Кондратенко шел при роте, с удовольствием слушая солдатские песни. Те в присутствии ротного командира старались вовсю, а песенники выделывали просто чудеса. Когда же кто-то из офицеров предложил ротным командирам для прочистки голосов запевал собрать молодцам на выпивку с закуской, Кондратенко не возражал, и благодарный хор зазвучал еще заливистей. После привала оказалось двое отставших, но зато остальные утроили рвение, и весь переход прошел под неумолкающую дробь барабанов, звуки горна и песен с бубнами и цимбалами. Возле Минска батальон был встречен полковым оркестром, под звуки которого роты и промаршировали через весь город.
В городе Роман Исидорович поселился у штабс-капитана Ударова, с которым сдружился в последнее время. Тот сдал ему комнату на эти две недели всего за 11 рублей. Будучи несколько старше, Ударов ротой командовал давно, хотя и уступал Кондратенко чином. Он считался одним из самых энергичных и деловых командиров рот в полку. Требовательный к себе и подчиненным, болезненно переносил безобразия, творившиеся в армии, пытался, как мог, бороться с ними, но чаше всего не находил поддержки. Роман Исидорович сначала воспринял его критику как озлобление честного человека на мелкие неурядицы, но товарищ упрямо доказывал, что это система и что он еще не раз столкнется с такими штучками, в сравнении с которыми его инженерные дела покажутся шуткой. Скептически относился Ударов и к начальству, убеждая Кондратенко, что многие высокопоставленные чины давно перестали объективно оценивать подчиненных, а полагаются только на свое мнение, основанное чаше всего на поверхностных наблюдениях и голой амбиции. Кондратенко сердился, приводил в пример Суворова, Кутузова, Скобелева, но товарищ только посмеивался.
Через день после прибытия в Минск корпусной командир провел смотр всему Коломенскому полку. В присутствии многочисленной публики ротные колонны вытянулись вдоль самой людной улицы города, и по команде полторы тысячи людей церемониальным маршем двинулись мимо трибуны, на которой возвышалась монументальная фигура корпусного. На основании этого прохождения начальник дивизии и сделал вывод о боеготовности батальонов и рот. Почти все получили замечания. Кондратенко был очень огорчен: смотр более походил на опереточный парад. Вечером он писал брату:
«…Конечно, мне было очень неприятно выслушивать подобное вполне незаслуженное замечание, потому что в последние полтора месяца я все свои силы и усердие направил исключительно к образованию роты и плоды этого уже успел отчасти пожать в успешных результатах проведенной в Заславле стрельбы. Но так как „цыплят по осени считают“, то, конечно, эта неприятная случайность не остановит меня и моего дальнейшего усердия. Я с обычным терпением принялся за продолжение занятий, полагая, что они непременно должны дать хорошие результаты».