Пока ребенок гладил корову в стойле, Михаил узнал последние новости и сплетни от женщин. Подсказал, что делать с коровой, у которой жвачка начала прекращаться, и узнал, что бывшая жена приедет в деревню. Вот только эта новость вызывала сомнение: возможно, приедет, а возможно и нет, наверное, старушкам скучно стало, вот и развлекают себя бреднями. Но чтобы их не расстраивать, мужчина улыбнулся и согласился с ними, сказав, что потом зайдет к ним. Дочь он взял на руки и вынес из сарая, где они были. Саша сидела спокойно и часто озиралась по сторонам, показывая пальцем на что-либо и рассказывая отцу, который внимательно слушал.
Дома было тихо, только кошка встретила у порога с громким и недовольным мяуканьем. Михаил погладил белую красавицу за ушком и открыл дверь, запуская дочь внутрь, которая схватила Маруську на руки. Он отодвинул шторы с окон и зажег фитиль в лампе: электричества в этом доме не было, да и привык без него обходиться. Газовая печка оказалась удобной летом, правда, обходилась дорого, но что поделать. Большая белая печь, у которой с одной стороны осыпалась известь, отделяла маленькую кухоньку от большой комнаты. На кухне было минимум мебели: только стол, несколько шкафчиков и маленькая раковина, над которой закреплен умывальник. Всю еду он хранил в погребе, люк которого находился в коридоре в углу. Большая комната и маленькая, которая принадлежала полностью дочери: там были игрушки, шкаф и кровать, самодельный сундук и столик. А большего ребенку для счастья и не нужно было.
Его же комната оказалась полупустой: на полу большой ковер зеленого цвета с бежевым узором, который успел выцвести. Кровать двуспальная и старая, которая каждый раз скрипела и шаталась, как бы он ее не скручивал шурупами, все равно будет качаться. Старая картина на стене, купленная с рук стенка, у которой не хватает стеклянных дверц. Стол дубовый и потертый по краям, с резными ножками и такие же стулья. Посуду ему подарили сердобольные старушки, жалея его, ведь остался один. Жена редко ему дочь поначалу привозила и оставалась сама в деревне, боясь, что он не будет о ней заботиться. А Михаил всему научился: и огород сажать, и стирать, и готовить, и чинить — все, что умели деревенские, всему научился. Так что за дочь можно было не беспокоиться — он о ней всегда позаботится.
На печке стояла алюминиевая кастрюлька, в которой закипала вода. А Михаил тем временем чистил картошку, нарезав которую, закинул в воду. Саша же налила Маруське молока и пошла играться в комнате, отец с малого приучил ее к порядку, так что у девочки всегда было чисто в комнате. Пока варилась картошка, он нарезал сало и пожарил на маленькой сковородке, дочь сало не любила, а ему оно нравилось. Когда все было готово, накрыто на стол и разложено по тарелкам, Михаил зашел в комнату к дочери, перед этим постучав в дверь. Александра сидела на кровати и держала в руках коричневого мишку с красным бантиком на шее. С задумчивым видом она приглаживала шерсть на голове меж ушей, будто ожидая чего-то.
— Саш, что-то случилось?
— А когда мама приедет? Она обещала, что на этой неделе.
— Я сам не знаю, Матвеевна сказала, что приедет. Будем ждать ее вместе.
— Пап, поговори с ней, чтоб она меня не забирала сейчас домой?
— Почему? — он удивленно посмотрел на свою дочь.
— Я хочу здесь провести лето, тут красиво и интересно. А там со мной не общаются. — Она обиженно надула губы и отложила мишку в сторону.
— Вот в чем дело. Ну ничего, подрастешь и обязательно узнаешь, почему с тобой не хотят общаться городские, — он обнял ее и чмокнул в макушку.
— Пап, а ты научишь меня так же прогонять банников?
— Рано тебе еще этому учиться. Исполнится тебе девять лет, тогда и научу всему. А сейчас пошли кушать, я все приготовил.
— Опять сало? Оно же невкусное… — она скривила губы и проворчала, как старушка.
— Не хочешь — не ешь, а отцу нравится. Для тебя я творог со сметанкой сделал, сладкий, как ты любишь. — Он поднял ее с кровати и, крепко прижимая к себе, донес до кухни, а Саша поставила свои ноги на его носки ботинок и смеялась.
Они тихо кушали, пока Маруська не запрыгнула на окно над столом. Александра тихо и, стараясь как менее заметно, таскала сало со сковороды и отдавала Маруське. Кошка же, громко мурлыча, с удовольствием уплетала такую вкусность, ластясь к маленькой хозяйке. Михаил сделал вид, что не замечает шаловливости и отложил к себе на тарелку побольше. В уме же сохранил, что кошку надо полечить потом: соли в сале оказалось для нее много, маслица тоже. Но и запретить дочери это делать не мог, пускай уж лучше подкармливает, нежели жадничает и относится к животным неподобающе. Марина даже при нем всегда запрещала подкармливать животных и держать их в доме, аргументируя тем, что им тут не место.