Всей кожей ловишь ветер душный,
Грозя раскрыться, как бутон.
Он – преждевременный, ненужный –
В ушах ручьёв весенних звон.
* * *
А наш роман не кончился,
Нет, нет!
Его ещё не скоро дочитаем.
Делами прерван он.
Вот твой билет!
Твой взгляд печальный мною замечаем.
Перед глазами будет он стоять,
Когда метель закружит хороводы,
Когда другой задумает обнять,
Когда письмо не делает погоды.
Мне кажется: до встречи целый век,
Хотя ещё совсем не расставались.
Но ни на миг не прерван стрелок бег,
И полчаса до поезда осталось.
И… даже меньше:
Двадцать семь минут.
«Прощание славянки» заиграют,
И люди по перрону поплывут…
В глазах моих их лица замелькают.
А дождик моросит, и моросит…
(Наш август был так спел, так щедр на ласку.)
Я не имею права попросить
Чуть изменить истории развязку.
Твой голос захлебнётся вдруг дождём.
Нащупаешь картоночку билета.
Под зонтиком в ромашках – оба ждём
Вопроса, что повиснет без ответа.
* * *
Плутали в фантазиях, в мире химер,
Боялись друг в друге лицо обнаружить.
И, кажется, славили хилый барьер,
Который воздвигли невзрослые души.
За маски попрятались: всё хорошо.
Сужается жизнь – ах, подобье воронки!
Всё у́же и у́́же… Да так и пошло́:
Всё у́же и у́же… И осыпь по кромке.
Одно остаётся: из лета уйти.
Тревожный напев колокольного гула –
Предвестник того, что размыты пути
И северным ветром со снегом подуло.
* * *
Испугалась,
Что чудо возможно –
И сквозь дебри не надо идти?
И захлопнула дверь осторожно:
Без звонка – и тебе не войти.
И запрятал ты ключик подальше –
Так, что днём и с огнём не найдёшь.
…Так о чём же мы думали раньше? –
Каждый в раны сердечные вхож.
* * *
Столкнёмся, как бильярдные шары,
И разлетимся по своим заботам.
Не отличив любовь от мишуры,
Обиду разыграем, как по нотам.
За журавлем погонимся опять,
Забыв синицу накормить с ладони.
Чужую одинокость не понять.
Не разглядеть цветка в тугом бутоне.
Стучаться в душу ближнего, как в дом,
Где наглухо доской забиты двери...
Жизнь личную отложим на потом,
Чтоб нянчиться с оскоминой потери...
Внутрь не впускать летящих на огонь,
Как бабочек, что ночью бьются в стёкла.
Вминать в висок шершавую ладонь,
Грустя, что жизнь отчаянно поблёкла.
Не замечать протянутой руки,
Цепляясь за иллюзию свободы.
Гонять по сердцу пыль и сквозняки.
Пугаться в тишине, что тают годы.
Но ничего опять не изменять.
Втирать крема в морщинки-паутину
И на судьбу настойчиво пенять,
Пытаясь проскользнуть сквозь быта тину.
* * *
Когда тебя устану ждать,
То прислонюсь к плечу чужому,
Не в состоянье удержать
Орла, что вырвался из дома...
Ты в снах ко мне не приходи.
Мой телефон в корзину выбрось.
Пятиэтажку не найди
В микрорайоне, что так вырос.
Тогда тебя я разлюблю.
Привыкну к низкому полёту.
Души теплицу застеклю.
Взращу о спутнике заботу.
Когда дождь, словно по́ льду лом,
Бьёт по окну на ноте нудной,
Меня окутает теплом
Мой друг:
Не ласкою минутной.
И лишь, когда капель прошьёт
Снега картечью, безоглядно,
Все выходные напролёт
Глядеть в мир буду безотрадно...
* * *
А я тебя почти люблю
За то, что долго не встречались.
Ночами рваными не сплю.
Средь буйства зелени печалюсь.
Как славно!
Страсть не обожгла.
В пух разоделся тополь важный.
Не выметаю из угла
Его воздушность щёткой влажной.
Все чувства ватой обложить:
Что может быть разумней, право?
И припеваючи прожить,
Облюбовав одну октаву,
Где ноты рвутся в облака,
О тротуар не разбиваясь,
И где висок не мнёт рука,
Где вызревает в спелость завязь.
* * *
Весна в тоске равняется на осень.
И празднику
В дождищах полинять.
Как дельтапланеристы,
Шишки сосен
Скользят по насту,
Чтобы – в высь опять.
Но где ты, радость ожиданья лета?
Как вата, воздух сыростью набух.
Туман,
Как из молочного пакета,
Закапал город.
Обострился слух.
И кажется: конца воде не будет.
И время между пальцами течёт.
И суетливость птиц безумных губит:
Так долог их, так труден перелёт.
* * *
Вот и всё.
Вновь, как птицы, свободны.
И летят облака, как года.
Мостик радуги – яркие сходни