- Да, работать, - глуховато говорит он, - вы должны помнить об этом все время. Не мечтать, не философствовать, а работать. Опыты, опыты и еще раз опыты. В противном случае мы с вами очень быстро расстанемся. Вот вам направление, идите в сто восьмую комнату.
Из института я вышел поздним вечером. Серая тишина лежала на улицах. Пролетавшие мимо машины с шелестящим свистом рассекали воздух. Освещение еще не включили, я шагал по бульвару из голубых деревьев и дымчато-сизых кустов. Я искал ближайший видеофон, нужно было переговорить с Эриком.
Мы до сих пор не бросили своей затеи. Слишком заманчиво она выглядела. В официальном бланке в графе "Наименование изобретения" стояло длинное и нудное название "Создание искусственных биоактивных ферментативных систем с целью направленного и управляемого синтеза полимерных соединений из воды, кислорода и углекислоты воздуха". А на деле все было и проще и сложнее.
Эрик - биолог по специальности. Он вырастил кусочек живой ткани, которая обладала чудесным свойством. Она, подобно растениям, поглощала киспород воздуха и углекислоту, превращая их не в обычную целлюлозу и растительные . белки, а в длинные молекулы полимеров. Как и растения, она "питалась" воздухом, водой и небольшой примесью минеральных солей. Ознакомившись с заявкой Эрика, я немедленно поехал вместе с ним в лабораторию. Так поступали все сотрудники комитета, если открытие или изобретение представлялось им достаточно важным и серьезным. -Я увидел что-то вроде аквариума, прикрытого сверху стеклянным колпаком. На поверхности густой темно-зеленой жидкости плавал опалесцирующий цветок. Во всяком случае, сначала мне показалось, что передо мной именно цветок. Он был полупрозрачным и обладал нежным оттенком слоновой кости. Форма его неправильна и асимметрична, но в ней скрыта неуловимая прелесть, завораживающая наблюдателя. Казалось, перед вами на миг застыло само движение. Но вот-вот, через секунду, сейчас, что-то произойдет, и лепестки, как волны, поднимутся, опустятся и побегут в разные стороны, стремясь догнать и никогда не настигая друг друга...
- Красивый...
- Дело не в том, что красиво, а в том, что полезно, ворчливо заметил Эрик.
- Это да, - улыбнулся я.
Эрик тоже понимающе улыбнулся.
- Ну и что же оно делает? - спросил я.
- Внутри этого цветка заключена живая ткань, которая выделяет полимер так же просто, как вы выдыхаете воздух. Полимер состоит из белковоподобных молекул с большим молекулярным весом. Структура этих молекул не столь сложна, как у природных белков, но она совершенно непохожа на обычные промышленные полимеры. В нее включены атомы серы, железа, магния и ряда других элементов. Впрочем, суть дела не в этом. В конце концов древесина и хлопок, кожа и жир тоже производятся живой материей. И все они являются высокомолекулярными соединениями. Однако качество этих природных полимеров нельзя существенно изменить по воле человека. Природа давала нам готовую химическую реакцию биосинтеза. И большего от нее не приходилось ждать. Так было до тех пор, пока не возникла радиационная генетика. Мое изобретение относится к этому разделу биологической науки. Полученная в результате жесткого облучения морской водоросли Opaliinariaos medium живая ткань, так называемая биотоза, обладает способностью продуцировать полимер, который и образовал этот странный цветок.
- И всегда у него такая форма? - спросил я, очарованный желтоватым блеском биотозы.
- Нет, в том-то и дело! - воскликнул Эрик. Я, кажется, попал в самую точку его изобретения.
- Когда наследственность изменена, структура полимерных молекул тоже подвергается превращениям, и вы получаете совершенно новый материал, а значит и новую форму цветка. Таким образом, регулируя генетические характеристики биотозы, что легко сделать с помощью излучения или химических воздействий, можно направленно менять свойства этих полимеров, управлять ими. Причем не забывайте, что эти полимеры получены фактически из воды и воздуха!
Я давно не люблю заводов. Мне они представляются воплощением насилия человека над природой. Однажды, еще в детстве, я с отцом летел над весенней степью. Воздух был как море, огромный и нежный, он легко и свободно нес наш аппарат. Внезапно отец сказал:
- Смотри, завод.
Я увидел трубы с рыжими и седыми шапками дыма, красные, в черных пятнах стены зданий, мрачные башни, отсветы огня в окнах, замысловатые извивы паропроводов, паутину электропроводов, автомашины, железнодорожные пути... Мне показалось, что на красивую и радостную землю лег отвратительный зверь из бетона, стекла и стали, который рычит и роет когтями почву, поднимая в воздух облака ядовитой пыли. Я поделился впечатлением с отцом. Он рассмеялся:
- Ты не прав. Заводы - это победа человека над стихийными силами природы. В них - наша мощь и основа прогресса. Они не всегда красивы, это правда. Но что поделаешь? Разве красив твой желудок, или печень, или сердце? Они нужны...
И все же я надолго сохранил неприязнь к этим творениям человека, где визжит и стонет поруганная и насилуемая природа.
Слушая Эрдмана, я представил себе химические заводы... без машин, башен, трубопроводов и прочей уродливой шелухи. Лежит себе этакая симпатичная биотоза и растет. Только успевай лепестки обрывать...
- И много вам удалось получить полимера от такой биотозы? - спросил я Эрика.
Какая-то намалеванная особа за соседним столйм хмыкнула и торопливо прикрыла рот рукой. Эрик смутился.
- К сожалению, это все. Биотоза больше не растет, - сказал он, разведя руками.
Я понял. Бедный изобретатель! Этот смешок по соседству сказал мне о многом. Не очень-то тебя здесь ценят. Я почувствовал глубочайшую симпатию к Эрику...
Вдруг впереди я заметил знакомую фигуру. Я узнал в ней сотрудницу Института телепатии и помчался за ней.
- Алло!
Два синих глаза посмотрели на меня с любопытством, чуть насмешливо.
- О, это ви...
- Нам, кажется, придется работать вместе?
- Рьядом... - так улыбаются дети, вовсю и для себя.
- Плечом к плечу?
- Может бить...
- Нога в ногу, рука об руку?
- Ооо, - смешок звенит упавшей монеткой. - Я не умею ходить в ногу.
- Так, может, попробуем сейчас потренироваться? - Я осторожно касаюсь прохладного локтя. - Вы не русская. Как ваше имя?
- Ньет, ньет, - она отстраняется, на лице появляется скучающее выражение. Потом говорит: - Меня зовут Ружена.
- Чехия?
- Ага.
Мы шагаем по бульвару. Включили освещение и все испортили: исчезли голубые деревья и дымчато-сизые кусты.
- Вы давно работаете с Карабичевым?
- Два года.
- Как по-вашему, что он за человек? Меня интересует мое будущее начальство. Ермолов нас так быстро познакомил... Я не успел как следует его рассмотреть...
Люблю задавать такие вопросы. Убиваешь сразу трех зайцев. Узнаешь о ком-то третьем, узнаешь давшего отзыв и, наконец, узнаешь о неизвестных еще тебе взаимоотношениях.
- Он умный.
- О!
- Красивый.
- Да?
- Дельный. Он изобрел модулятор "ХЗ".
- Скажите!
Все зайцы целы и разбежались. Что это за модулятор, никогда не слышал. Надо бы узнать...
- А вас зовут Серьежа, да?
- Ермолов же знакомил нас!
- Оо, я никогда не слышу, когда меня знакомят. Если я очень много смотрю, то я уже не могу слушать. Я тогда теряюсь.
- Вот как. Значит, я произвел на вас ошеломляющее впечатление?
- Ошеломеля... Оо, ньет, ньет! - Смех вновь звучит, словно кто-то швыряет пригоршни монет в хрустальную вазу.
- А какое же?
- Смешное. Ви смешной!
Боже мой, как она смеется! Просто мороз подирает по коже.
- Неужели я похож на клоуна?
- Разве только клоуны смешные? Очень, очень серьезный человек тоже бывает немножко смешной.
- Значит, я был чересчур серьезен?
- Ага, - и снова смеется. Какая несносная девчонка!
Бульвар кончился, и мы выходим на площадь, где суетятся люди и машины.
- Смотрите, роботы возвращаются с работы, - говорю я, показывая на темную массу, двигающуюся посредине уличного потока.