- Понимаю, что в нашем монастыре тебе не всё нравится, и в чём-то ты права, - смотря вдаль, заговорила Константина. - Но раз ты здесь, значит, ты хочешь жить в монастыре. Я думаю, тебе пора принять более высокую ношу монашеского служения. Что ты об этом думаешь?
Таня замерла, совершенно не ожидая такого вопроса. Конец мая возвещал о приближающемся сроке расставания с монастырём, а игуменья предлагает другой путь – монашеский - стать инокиней. Таня понимала, что Константина ждёт ответа, но что сказать? Нет, я должна уйти, хотя хотела бы остаться?! Этого без объяснений не понять, а объяснять ничего не хочется. Да и поймёт ли она всю сложность положения. Долг или желание? Путь один, как и Истина одна. Сказать, что подумаю, хотя знаю, что должна уйти. Лгать противно и нет смысла. Сказать правду начнёт упрекать батюшку, если только его не упоминать? Однако сказать правду - значит отрезать возможность на изменение своего решения.
Только сейчас Таня стала сознавать, как тяжко будет сделать то, о чём она давно знала. Мысль, что уход будет когда-то потом, всё же как-то успокаивала. Но вот время почти на исходе, нужно действовать! Вот она, минута её решительного поступка! Но ни сил, ни желания для него совершенно нет. Точнее, нет сил, потому что нет желания! Поскольку есть одно искреннее стремление - остаться только здесь. Пусть всё будет так, как есть, но только здесь! Я не хочу никуда уходить!
Таня посмотрела на терпеливо ожидающую Константину, отчаянно пытаясь в последний момент найти правильное решение среди хаотично мелькавших мыслей. Но, с другой стороны, сколько можно ругаться и жить в этом бедламе? Что стоит за этим «я остаюсь»: жизнь, прожитая среди чуждых тебе людей, не исполнив того, к чему предрасположена. Прожить жизнь, не сделав главного - не научиться жить вместе с Богом? Это будет пострашнее, чем мирская жизнь. Что же делать? И как отныне будет смотреть Константина и все сёстры, зная, что она скоро уйдёт? Но лгать и оттягивать неизбежность тоже невозможно. Таня решилась сказать правду только потому, что не хотелось лгать.
- Вы правы, матушка, - срывающимся голосом, но уверенно проговорила Таня.- Многое мне здесь непонятно. Поэтому я решила вскоре покинуть монастырь.
Константина изумленно посмотрела на послушницу. Таня, увидев лицо игуменьи, поняла, что надеяться на поддержку своего тяжкого решения не приходится. Придя в себя от ошеломившей её новости, Константина, вставая, проговорила:
- Ты понимаешь, какой ты грех берёшь на душу? Ты послушница, тебя уже одели, тебя Господь принял в свои объятия, а ты… от божественной жизни уходишь в эту мирскую суету? Ты, которая всегда призывала к Правде, творишь такое! Грош-цена тогда твоим словам!
Константина всё более нервничала и начинала срываться, так что последние слова уже прокричала. Таня тоже встала и, пристально смотря на игуменью, твёрдо ответила:
- Мои слова не могут быть пустыми. Я лишь повторяла уставы святых Отцов! Если вы думаете, что здесь есть божественная жизнь, вы очень заблуждаетесь! В миру больше хороших людей, чем плохих. И не надо всех объявлять грешниками лишь потому, что они не живут в греховном монастыре! Святой Григорий Богослов всю жизнь прожил в миру и не только был аскетом, но был просвещён благодатью понимания троичного догмата! Уход из монастыря не означает уход от Бога. И нечего клеветать!
- Ты не святая! И не надо себя сравнивать с великими подвижниками!
- Прежде чем они стали великими, они были простыми людьми. Почитайте их жития, и вы убедитесь в этом! Оставшись здесь, я действительно никем не стану, а проведу всю жизнь в бесполезных попытках навести хоть какой-нибудь порядок. А ведь это ваша обязанность!
- Ты опять будешь мне указывать на мои обязанности. Тебя Бог принял, а ты Его отвергла и не о чем тут говорить. Мне стыдно за тебя!
Резко развернувшись, Константина быстрыми шагами направилась в свой корпус. Таня посмотрела на высунувшиеся отовсюду лица, с любопытством наблюдавших за происходящим. Вновь Таня дала повод посплетничать. Суровым взглядом посмотрев на пустое любопытство, Таня развернулась и побежала к любимому склону.