Потом была еще раза два. Но в 1896 году после лета, проведенного всей нашей семьей в
Журавке, мы все разъехались в разные стороны. Я со своим чемоданом отправилась на
житье к своему опекуну. Больше мне некуда было деваться. Собственно и там мне было
по-прежнему бесприютно. Я спала на кретоновом диване. в гостинной. Исидор Петрович
долго работал в своем кабинете. Затем, проходя через гостинную, останавливался
недалеко от моего дивана, ставил на стол свечку и проделывал гимнастику, отсчитывая
шепотом раз-два-три-четыре, раз-два-три-четыре. Только после его ухода я могла спокойно
заснуть.
Но зато душевно как мне было хорошо. В какую чудесную, во всем созвучную мне семью
я попала. Я полюбила их, они полюбили меня. В лице этих дорогих мне людей я
приобрела вторую родную семью. А была ли у меня первая?..
Исидор Петрович был красивее моего отца. Прекрасный семьянин, добросовестный
служака, он был консервативного склада ума. Отец был шире, умнее, интереснее. Но когда
Исидор Петрович ласково трогал мочку уха своих малышей, приговаривая: «шишки-
барашки», как он напоминал мне отца! В отличие от него Исидор Петрович был очень
ласков со своими детьми. Екатерина Ивановна, моя тетка, была очень добрая женщина.
На всю жизнь я сохранила к ней теплое чувство благодарности. Про два года, проведенные
под ее крылышком, я подлинно могу сказать: «В вашем доме как сны золотые мои юные
годы текли». Во время моего пребывания в семье дяди за громадный обеденный стол
садилось двенадцать человек. В кухне было три прислуги. У них кроме меня жила еще
одна девушка моего возраста – Маруся Казаринова . Мать ее была вторично замужем и
была вынуждена отдать свою дочь за плату в чужую семью. При большой взаимной любви
у них с дочерью были странные, больные отношения. Мать часто ее навещала, минут
через десять их разговор принимал неприятный характер взаимного раздражения.
Совместная жизнь была невозможна. Старшие мои кузины проходили с Марусей
гимназический курс. Эта Маруся, впоследствии сама актриса, вышла замуж за известного
актера того времени Бориса Глаголина.
Как хорошо, как тепло я себя чувствовала среди моих кузин. Со старшей, Верой
Исидоровной, мне пришлось побыть недолго – она скоро выбыла из семьи, выйдя замуж
за Александра Львовича Погодина, вскоре получившего профессорское звание. Она
училась пению, у нее было прекрасное колоратурное сопрано. Вся она такая милая,
хорошенькая, казалась мне неземным, поэтическим созданием. Вера Исидоровна была
хорошей переводчицей. Были у нее и самостоятельные литературные работы. Через
несколько лет после тяжелого заболевания, а затем операции голосовых связок, она всю
остальную жизнь говорила почти шопотом. У нее было трое сыновей, старший из них
Сергей – композитор.
Я где-то читала, что у Александра Дюма была вилла в окрестностях Парижа. Он назвал ее
«Монте Кристо». На фасаде этой виллы красовался лозунг: «J’aime ceui qui m’aiment»
(Люблю тех, кто меня любит).
22
В знак солидарности с великим писателем, мысленно подписываюсь под этим лозунгом.
Любовь ко мне всегда была для меня притягательной силой. В первое время пребывания в
семье дяди, идя по линии такого момента, я подружилась с Надей , четвертой по счету
кузиной, моей однолеткой. Это было нежное, хрупкое создание. Блондинка с чудесным
цветом волос и очаровательным личиком. По состоянию здоровья она не посещала
гимназию. С ней занимались старшие сестры. Ее любовь ко мне, переходившая в
обожание, длилась долгие годы. Когда я вышла замуж, она перенесла свое чувство и на
моего мужа, а потом и на детей. Сама она была очень недолго замужем и рано умерла от
туберкулеза. Эта болезнь подстерегала ее с детства. Последнее время она лежала в
больнице. Мать была неотлучно при ней. Умирала она очень мужественно. Однажды,
когда мать, чувствуя ее близкую кончину, расплакалась, она, остановила ее: «Мама, выйди
в коридор, здесь нельзя плакать». Во время нашего последнего свидания она сказала мне
спокойно, почти с улыбкой: «Знаешь, умереть это так страшно, что даже не страшно». Она
умерла в 1914 году. Ей было 35 лет.
Все потомство Исидора Петровича и Екатерины Ивановны отличалось прекрасными
способностями. Если не ошибаюсь, все окончили школу с медалями. Наиболее
талантливой из них была Маруся, пятая дочь. Рыженькая, с правильными чертами
красивого лица, она обладала большим женским обаянием. Жизнь ее была короткая, но
какая интересная, содержательная, блестящая! Окончив Смольный институт, она вышла
замуж за Алексея Васильевича Ливеровского. Он был врач Морского корпуса.
Симпатичный, чудесный человек. Имея трех детей, Мария Исидоровна поступила в
Университет. Разумеется, учеба полностью отвлекла ее от семьи и детей. Не знаю, каково
было мужу, но дети не страдали. Алексей Васильевич был не только прекрасный отец, но
обладал и всеми качествами нежнейшей матери. Мария Исидоровна была в полном
расцвете своих талантов. Дар слова, прекрасные способности, исключительная
музыкальность, небольшой, но очень приятный голос, интересная, обаятельная внешность
– весь этот комплекс делал ее единственным и неповторяемым явлением в стенах
Университета. Окончив вуз, она немедленно взялась за работу по соисканию ученой
степени. Я присутствовала на защите ее диссертации. Тема – не помню какая эпоха, из
истории французской литературы. Это ученое собрание вылилось в какойто необычайный
праздник. В аудиторию был внесен рояль, Мария Исидоровна иллюстрировала свою
работу пением, под собственный аккомпанимет. В своей диссертации она обнаружила
недюжинные способности переводчицы стихов. Мария Исидоровна получила профессуру
в Самарском университете. Проработав там два года, она нашла свое новое личное счастье
в лице обаятельного молодого ученого Николая Николаевича Семенова. В настоящее время
он - академик и директор Физико-Химического института в Москве. Их союз, давший
необычайно много взаимной радости и удовлетворения, был очень кратковременным.
После тяжелой болезни Мария Исидоровна скончалась в 1923 году.
Мария Исидоровна Борейша (Ливеровская, Семенова).
Ее два сына – Юрий и Алексей – талантливые советские ученые. Муж дочери
Борис Константинович Шембель- тоже многообещающий научный сотрудник Физико-
Химического института (сейчас лауреат Сталинской премии).
В одном из своих чудесных стихотворений Тютчев назвал свою душу «элизиум теней, теней безмолвных и прекрасных». Моя душа тоже насыщена такими тенями, но одна из
них, самая прекрасная и одна из самых дорогих, всегда со мной.
Прошло почти двадцать лет со дня кончины Екатерины Исидоровны , моей любимой
двоюродной сестры. Мы с ней не сразу нашли друг друга, но, найдя, уж никогда душевно
не расставались. Она была старше меня на два-три года. В 1896 году, когда я, ребячливая
девочка, внедрилась в семью дяди, Катя была уже взрослым сложившимся человеком,
студенткой Высших Бестужевских курсов . Она была «мозгом» семьи, пользовалась
авторитетом не только у сестер, но и у родителей. «Катя так сказала», «Катя так думает» –
было основой для многих семейных решений. Ее отличительной чертой было душевное
благородство. Я всегда считала, что это необычайно ценное свойство человека образуется
из элементов самоотверженной доброты и хорошего, действенного разума. Ум,