сердечность, приветливость – все эти качества Екатерины Исидоровны нашли отражение в
ее удивительно милом лице рыжеватой блондинки. В зрелом возрасте она располнела.
Вредная для ее больной печени эта полнота очень украшала ее.
В семье дяди приемный день была суббота. Все бывали дома, к вечернему чаю
прибавлялись бутерброды с колбасой и сыром. Приходили подруги старших дочерей,
знакомые родителей. Но завсегдатаями суббот были четыре брата Мелиоранские. Прежде, чем переехать в Технологический институт, канцелярия попечителя помещалась в здании
университета. Там и состоялась знакомство и дружба девочек Борейша и мальчиков
Мелиоранских. Дружба сохранилась на всю жизнь. Заглядывая в будущее, можно было
думать, что из детской дружбы скомбинируется хоть один брак, но этого не случилось. Я
думаю, что это потому, что девочки были прелестные, а мальчики неинтересные.
Мелиоранские очень заполняли субботы. Они пели дуэты и соло, играли на рояле в две и
четыре руки, вели оживленные беседы. Два старших брата были профессорами
университета. Часто на этих субботах появлялся и поклонник Екатерины Исидоровны
некий Бильбасов. Они всегда уединялись в каком-нибудь уголке громадной гостиной.
Внешне они представляли прелестную пару – он красивый брюнет, она – изящная
блондинка. Как-то раз Катя передала мне сказанную по моему поводу фразу Бильбасова:
«Удивительное свойство у вашей кузины – когда она входит в комнату, в комнате делается
светлее».
Как и всякой хорошенькой девушке, мне пришлось слышать много всяких отзывов, но
мнение Бильбасова, с которым мы никогда не проронили ни одного слова, запечатлелось у
меня в памяти, как особенно лестное.
Но сердце нашей Катюши было занято. Вскоре она вышла замуж за Николая Ивановича
Бурцева, врача-окулиста. Брак был необычайно удачный. У них было двое детей. Сын
ненадолго пережил мать, скончавшуюся в 1929 году. Дочь Наташа вышла замуж за вдовца
Н.Н. Семенова, бывшего мужа Марии Исидоровны. Она напоминает тетку. Очень
интересная как внешне, так и внутренне, она прекрасно играет, поет. Но главное
достоинство – ее молодость, – она на целое поколение младше своей тетки. У них двое
красивых, талантливых детей – сын и дочь.
От большой семьи дяди в живых остались трое: недавно овдовевшая
Наталия Исидоровна Рейтц. Она также как покойный муж ее Густав Владимирович ,
врач-психиатр. Человек большой культуры, крупный специалист, он много лет был
главным врачем больницы Николая Чудотворца . Она работает там же. Несмотря на
преклонный возраст (73 года), она несет полную рабочую нагрузку, инициативна, бодра
телом и духом. Всеволод Исидорович, юрист по образованию, живет в Саратове. Младшая
из дочерей – Любовь Исидоровна – мать двух сыновей и двух дочерей. Сыновья –
талантливые исследователи Колымы, дочери – врач и инженер-химик, тоже отличаются
прекрасными способностями. Такая исключительная одаренность передается из поколения
в поколение всему потомству Исидора Петровича и Екатерины Ивановны.
Возвращаюсь к 1896-1898 гг., которые я с перерывами провела в семье дяди. К «золотым
снам» этих лет надо отнести и счастливые случаи попадания в Александринку. Театры
того времени были недоступны для людей даже среднего достатка. А дешевые места
раскупались студентами ценою ночных очередей. Вот как удачно сложились театральные
дела в семье дяди: у тети была подруга по гимназии, не знаю ее отчества, в домашнем
обиходе все, вслед за тетей, называли ее Сашей Рагозиной. Муж ее был директором
Медицинского департамента. Но главноето дело в том, что брат ее Погожев был
директором императорских театров. Швейцар Адам поднимался в квартиру Борейш и
заявлял: «Просят кого-нибудь подойти к телефону». Это почти всегда звонила Саша
Рагозина, что место директора в таком-то театре свободно. А место-то какое! Второй ряд
партера направо, второе с края. В такой большой семье любителей театра было много, но
не знаю, какими судьбами, за две зимы мне раз пять выпало счастье побывать в
Александринке. К опере я в то время была равнодушна и очень любила драму. А на сцене
бесподобная тройка – Савина, Варламов, Давыдов вся славная плеяда других актеров.
Сидишь, смотришь, а сердце замирает от восторга. Мне выпала большая удача попасть на
дебют Комиссаржевской в «Бесприданнице» . На весенние выпускные экзамены
Театрального училища тетя доставала, наверное, тем же путем, громадную янтарную ложу
под куполом театра, шли наслаждаться всей семьей. Помнится, выпускали мы Ходотова в
какой-то пьесе с пением. Брали с собой бумагу и карандаши, ставили баллы выпускникам.
То-то радости и веселого оживления было в нашей ложе.
Семья дяди была трудовая. Старшие сестры сами учились и готовили к школе малышей. С
сестрой Надей и Марусей Казариновой проходили гимназический курс. Я тоже обучала
грамоте порученного мне малыша. Имела я и частный урок в семье Воронцова-
Вельяминова. Хозяйка дома – маленькая миловидная женщина, мать нескольких детишек, моих учеников, и взрослого сына, заканчивавшего, не помню, какое высшее учебное
заведение. Помнится, хозяин дома – генерал. У маленьких детей бонна-русская, очень
интересной наружности. Под большим секретом она мне сообщила, что тайно обручена со
старшим сыном, влюбленные ждут только, пока он окончит образование и получит работу.
В это же время я воспользовалась предложением Саши Рагозиной пройти даром
шестинедельный курс кулинарной школы. Оттуда я вынесла много практических знаний.
В последующей жизни они мне очень пригодились.
На курсах было много девушек из петербургской знати. Я никогда не была активной в
выборе друзей и знакомых. Сознательное желание кому-нибудь понравиться мне было
чуждо. Но я легко приобретала симпатии. Поэтому из тех, кому я нравилась, мне было
всегда легко выбирать людей по вкусу. И вот за короткий период пребывания на курсах я
сблизились с тремя девушками из богатых семей. Если в жизни все целесообразно, то, наверное, мне нужно было получить щелчок, чтобы быть впредь осторожней. Одна из
этих девушек была из семьи Ратькова-Рожнова (городской голова), вторая - Попова, степени ее знатности не знаю, но родители жили очень зажиточно. Затем к их компании
принадлежала Черныш, ее сестра была замужем за известным в то время артистом-
баритоном Мариинской оперы Яковлевым. Я помню его бесподобное исполнение Онегина
с Фигнером-Ленским. Черныш была, очевидно, из богатой помещичьей семьи. Она
рассказывала, между прочим, что когда она и сестры переезжают осенью из имения в
город, то все свои летние туалеты отдают прислуге. Каждую весну нашивают себе все
новое. Всю жизнь внешние блага вроде знатности, богатства не возбуждали во мне ни
малейшей зависти, но я всегда любила радовать, дарить, хотя у меня всего бывало в обрез.
Впоследствии когда у меня был муж и преданная няня, оберегавшая наши общие
интересы, любовь к широкому раздариванию вещей, часто мне самой нужных, не
уменьшилась. «Над тобой нужно назначить опеку», – шутя говорил мне муж. «А кто нам
даст?» – ворчала няня. Помню, сообщение Черныш произвело на меня впечатление,
открыв такую приятную сторону богатства. Мне тогда только что минуло семнадцать лет.
Мои новые знакомые были года на три-четыре старше меня. Мы собирались по очереди у
каждой из них и весело проводили время. Когда очередь дошла до меня, я пригласила всех
трех к себе. Они обещали придти. В это время я на очень короткий период пребывания