обеду стол всегда красиво сервирован. Изредка в среду и я попадаю на каких-нибудь
интересных приезжих, чаще москвичей. Однажды я таким образом познакомилась с
супругами Шостакович. Его я хорошо знала по фотографиям. Очень мне понравилась
жена – тип хорошей русской женщины, одета просто, на лице никаких следов пудры или
губной помады. Свежее, молодое, милое лицо, и все природное – свое. По тому, как она
деловым образом несколько раз звонила в дачный трест и вела переговоры о даче в
Келломяках, я поняла, что она несет на себе все заботы о семье, предоставив мужу
спокойно заниматься творческой работой. Помню, за обедом зашел разговор об экзаменах.
Шостакович, смеясь, сказал, что ему кажется, что он не смог бы теперь сдать
вступительный экзамен в консерваторию. Николай Константинович тоже вспомнил об
экзамене при поступлении в Театральный институт. Он был так высок ростом и так худ, что, молчал ли он или говорил, все в нем вызывало смех окружающих.
Любовь Петровну Орлову я хорошо знала по кинофильмам, но лично познакомилась с ней
у Нины недавно в одну из сред. Она произвела на меня хорошее впечатление, мы с ней
сошлись взглядами на материнство. Она считает, что мать, вырастившая детей, уже по
одному этому должна быть предметом их внимания и уважения. Любовь Петровна не
соглашалась с точкой зрения Нины, что жизнь матери от начала до конца должна быть
отдана на служение детям. Они слегка поспорили. Любовь Петровна все время обеда
внимательно присматривалась ко мне и, наконец, сказала: «Какие замечательные у вас
глаза, ведь они совсем молодые». Затем, обращаясь к моей дочери, добавила: «У
Николай Константинович и Нина Николаевна Черкасовы 50е годы.
нас с вами, Нина, в этом возрасте не будет таких глаз». Мы с Любовью Петровной
сошлись и в любви к ходьбе. По ее словам, живя на своей даче под Москвой, она
ежедневно совершает большие прогулки и ни при каких условиях не посвящает ходьбе
меньше часа.
После обеда мы с Любовью Петровной и Ниной отправились на машине в разные места
назначения. Но Любовь Петровна, доехав до Невского, оставила нас, сказав, что она еще
не проделала в этот день порции обычного моциона, и отправилась в Асторию пешком.
Когда Нина рассказала Любови Петровне о своих воспитательных затруднениях, бездетная
Любовь Петровна спросила меня: «Ведь, правда, лучше не иметь детей?». Я не
согласилась с ней и ответила, что в случае, если есть выбор, лучше их иметь. Материнство
само по себе дает очень много, независимо от результатов.
Прощаясь, Любовь Петровна сказала мне: «Я очень рада, что познакомилась с вами. Ваши
глаза вдохновляют».
Во время моего пребывания на даче у Черкасовых туда два раза приезжала Рина Зеленая.
Нина находит в ней много положительных качеств, но мне не нравится в ней
бесцеремонность в быту и пошлость в искусстве. Я никогда не слушаю ее выступлений
под детей, выключаю радио.
Однажды я была свидетельницей забавного случая. В обеденное время раздается звонок, входит человек средних лет с бородкой и спрашивает, дома ли Николай Константинович
Ему говорят, что его нет дома. Но голос кажется подозрительно знакомым, и вдруг в
передней раздается веселый смех, на который сбегаются все домашние. Это оказался сам
Николай Константинович в гриме Александра Попова. Ленфильм находится близко от
квартиры Черкасовых, съемка идет целый день. Сохранение грима дает большую
экономию времени. Так мы обедали с А. Поповым.
В одну из сред у Черкасовых я познакомилась с одной из самых обаятельных женщин
нашей советской современности – Лилей Брик. Немолодая, хорошо сохранившаяся, чудесно простая и симпатичная, она производит чарующее впечатление. Просто одетая и
причесанная, лицо некрасивое в смысле правильности черт, но необычайно интересное и
привлекательное. Ум, большая культура пронизывают все, что от нее исходит. Я с ней была
очень недолго, и, когда она уехала, сказала Нине: «Какая замечательная твоя Лиля Брик, от
нее не оторвешься». Кажется, и сама Нина влюблена в нее.
90
Мои старые друзья Струве живут от меня очень далеко, и я очень редко попадаю к ним.
Старшая в роду Варвара Августовна Мец – мать подруги по институту моей Наташи и
теща покойного профессора Струве, старше меня на три года, сейчас ей 77 лет. Как
настоящая француженка, она и в старости не потеряла своих национальных особенностей.
Живая, энергичная, остроумная. Я всегда ценила ее общество. Последние годы она все
болеет. Дочь и внучка очень берегут драгоценную старушку, безраздельно отдавшую семье
всю свою жизнь.
Обычно я забираюсь к Струве-Мец на целый день и с большим удовольствием провожу
время в их милом обществе. После смерти Наташи Вероника сделалась моим другом и все
эти годы относится ко мне с исключительной сердечностью. В последний мой визит к
Струве, состоявшийся на-днях, я застала у них художницу Алису Ивановну Порет, подругу
Вероники. Я знала ее до революции еще девочкой, теперь она известная художница. Кроме
основного таланта она обладает еще, несомненно, комическим даром. Целый вечер она
занимала нас, рассказывая разные эпизоды из своей жизни с таким неподражаемым
юмором, что я давно так не смеялась. На груди у нее была приколота очень интересная
брошка, привлекавшая наше внимание. «Мне подарила ее Лиля Брик», – сказала
Алиса Ивановна. Я упомянула о том, что на-днях познакомилась с Брик, и что она
совершенно очаровала меня. Оказывается, Алиса Ивановна хорошо с ней знакома и тоже
находит ее очень привлекательной. Как доказательство ее необычайной сердечности, она
рассказала, какой случай произошел с ней. Алиса Ивановна и ее муж композитор Майзель
материально живут, как и многие артисты, то густо, то пусто. Однажды летом на юге
супруги впали в состояние полного безденежья. И вдруг на лестнице гостиницы, где они
жили, Алиса Ивановна нашла 8 рублей. Она немедленно наступила на бумажки ногой и
сказала мужу: «Я никогда в жизни ничего не украла, но за эти деньги я готова драться».
Немедленно были посланы в Москву три телеграммы одинакового содержания «спасите».
Сейчас же откликнулась Лиля Брик, переведя им молнией полторы тысячи.
11. Старость
...И вот пришла старость... Интересно отметить, что чем старее становишься, тем более
отодвигаешь назад начало старости.
При первой постановке оперы «Фауст» в 1839 г. Жюль Симон, увидев, что в хоре стариков
поющие дрожанием всех членов стараются подражать самой глубокой старости, спросил у
композитора, какой возраст имеют его старики. Гуно, которому тогда было лет сорок, отвечал, что они находятся в крайней старости, что им лет 65 или 55. Через 30 лет, слушая
ту же оперу вместе с композитором, Жюль Симон задал ему тот же вопрос. Гуно, бывший
тогда уже на склоне лет, отвечал ему: «Мои старцы – настоящие старцы, им лет 80 или
90».
Ко мне пришла в гости моя 80летняя тетка Екатерина Ивановна и заявила: «Как скользко
сегодня, я так боялась упасть, что шла еле-еле передвигая ноги, как столетняя старуха». Я
в душе посмеялась, подумав, не все ли равно, 80 или 100 лет. Мне самой было тогда
лет 4045.
Все познается лучше всего на собственном опыте. Я сравниваю физические состояние мое
и нянино в момент возращения из Новосибирска в 1944 г. и теперь. Насколько мы обе
постарели и ослабели, особенно няня (она старше меня на три года, ей сейчас 77 лет) – а
ведь прошло только 6 лет.
Английский писатель Bennet характеризует этапы старости: «В семьдесят лет старики