Они перестали обмениваться подарками, когда ей исполнилось шестнадцать. Без договоренностей и видимых причин. Просто перестали. И по сей день это устраивает обоих. Туша сигарету о выступающий край стены, он ловит себя на мысли, что если бы и купил ей подарок на этот Новый год, то все равно выбрал бы что-то совершенно не то. И дело далеко не в том, что их теперь связывает.
На часы он не смотрит, да и это излишнее, ведь и без того по оживленности внизу понятно, что до полуночи осталось совсем немного. Разберется с остатками работы и спустится. Надо кое-что доделать; дверь в кабинет открывает, включает свет. И не сразу замечает, что Изабель сидит с ногами на диване. С коробкой в руках. Алек до стола доходит, куртку снимает и на спинку стула вешает.
[она сказала: куда бы ты хотел пойти? скольким рискнуть?
я не ищу кого-то со сверхспособностями.]
— Где твое платье? — спрашивает он, окидывая ее взглядом. — Ты не успеешь переодеться.
— Знаю, — кивает она, коротко улыбаясь, и встает на ноги. — Я не иду вниз.
Она коробку ставит на стол, не акцентируя на этом внимание. И почему-то в своей голове Алек решает, что это подарок для Макса. Странно, что она принесла его сюда, но тем не менее. Намного больше внимания привлекает тот факт, что она все так же в своих обтягивающих кожаных штанах и в том же свитере, как и утром.
— Только не говори, что ты сидела здесь в темноте и ждала меня, — отзывается он, кидая на стол пачку сигарет и зажигалку. Он стол обходит, Изабель улыбается слишком явно, все его ворчание мимо ушей пропуская, руками вокруг шеи обвивает, как только он оказывается достаточно близко. — Из, серьезно, тебе не обязательно меня ждать. Ты же знаешь: я доделаю работу и спущусь через час, максимум через два.
Его руки на ее талии — верно и привычно.
— Почему тебе вечно надо портить момент, Лайтвуд? — возмущается она с тихим смешком. Носом к его щеке прижимается, а он все понять не может, почему она не внизу со всеми. Изабель Лайтвуд так любит вечеринки и шумные сборища, что на секунду ему хочется съязвить и спросить, кто она такая и куда дела его сестру. Снизу разносится шумное «десять, девять…», и она говорит: — Видишь, поздно уже.
[Супермен надевает костюм прежде, чем взлететь.
но я не из тех, кто вписывается в этот список.]
Внизу отсчет из хора голосов заканчивается, за окнами палят салюты, на весь Институт слышно звучное «с Новым годом!», когда он ее целует, все еще не понимая, почему она вообще с ним. И Изабель улыбается, и Алек просто заражается этой улыбкой, не отдавая себе в этом отчет. Она обратно губами к его губам прижимается.
И несколько секунд пролетают слишком быстро, потому что потом она отстраняется, выскальзывает буквально из его рук и сжимает снова в руках коробку, протягивая.
[мне нужен кто-то, к кому я могу обратиться, по кому буду скучать.
я хочу чего-то подобного.]
— Ну давай, открывай уже!
Алек из рук сестры берет коробку несколько заторможенно. Крутит ее так, будто это что-то странное.
— Ты же знаешь, что мы не дарим друг другу подарки? — уточняет он.
Изабель кивает головой многозначительно, руки на груди складывает и ждет.
— Я же ничего тебе не купил.
— Знаю, — довольно отзывается она.
И это как маленькая победа, как детская попытка доказать, что она лучше него. На секунду ему кажется, что перед ним та же самая девчонка, что сидела рядом с елкой, обнимая свою плюшевую змею, и читала по кругу одни и те же истории, мечтая о том, что вырастет и у нее обязательно будет свой принц. Та самая, которой он отдавал все самые вкусные конфеты.
Изабель прижимается к его боку, под руку подлезает и в глаза заглядывает. Ее от той девчонки отделяют почти пятнадцать лет, да и не в конфетах дело. Алек прижимает ее к себе, целует в макушку.
— Открывай!
Бумага шуршит, у нее глаза блестят. Он знает, что она все еще та самая — особенная.
Комментарий к 33
под большим влиянием от The Chainsmokers & Coldplay – Something Just Like This.
========== 34 ==========
Алек говорит Магнусу, что не хочет быть бессмертным.
Что если тот и найдет способ сделать так, чтобы они вдвоем жили вечно, то он все равно откажется. Алек говорит, что не переживет, и затыкается вдруг. Магнус понимает; Магнус понимает слишком многое, а иногда кажется, что было бы проще ничего этого не понимать. Абсолютно.
Он слишком многое видит, заливает в себя очередную порцию алкоголя, но видеть от этого начинает лишь больше. В такие моменты особенно сильно хочется прижать Лайтвуда к стене и прямо в лицо ему сказать, что все же кристально ясно, что все очевидно, неужели тот и сам не видит, что происходит.
Магнус слишком сильно, наверное, любит Алека, чтобы вываливать на того все потоком.
Изабель говорит:
— Сделаешь больно моему брату, я тебе грудную клетку вскрою, не дожидаясь, пока ты попадешь ко мне на стол в морге.
Магнус не шутит, не флиртует и не смеется; Магнус смотрит на нее внимательно и кивает. Вино в горле встает пробкой, здоровой такой древесной, что мешает сказать хоть что-то из того, что он видит.
Лишь начинает замечать, как Изабель касается плеча Алека, как приобнимает его, а тот невольно улыбается. Магнус слишком быстро (даже для самого себя) понимает, что все не так чисто, безобидно и поверхностно. А они этого и не видят даже, кажется. Он пить начинает больше, думая, что однажды проболтается. Однажды просто вывернет на поверхность.
С языка почти ядовито: да вас же тянет друг к другу.
Со смехом почти жестоким: вам бы комнату пустую и пару часов свободных.
Да только характер не тот; характер не тот, он об обоих заботится слишком сильно. По-своему, по-разному, но заботится. Изабель засыпает как-то у Алека на плече после затянувшихся посиделок в лофте; Магнус не говорит, что чувствует себя лишним. Магнус готов своими же руками отдать его ей, заботливо улыбаясь, топя себя в вине.
Ему просто интересно, как скоро они заметят это. Как скоро Алек поймет, что не из-за чисто родственных побуждений следит внимательно за собственной сестрой, даже на расстоянии оберегает ее, а до Изабель дойдет уже, что в каждом втором ее прикосновении столько подтекста, что и гадать не надо. Магнус хмыкает куда-то в бокал, не говорит, что ему прогуляться надо. Не говорит, что допить бутылку хочет; и совершенно не удивляется, когда к его возвращению Алек уже спит. Все на том же диване. В обнимку с той, которую Магнус вроде как ненавидеть должен из-за складывающихся обстоятельств, да только не получается.
Алек утром говорит:
— Я и представить не мог, что так по ней соскучился.
Магнус улыбается. Магнус подмигивает. Магнус звучит совершенно беззаботно:
— Зато я знал.
В конце концов, он ведь и не мог рассчитывать на то, что Алек останется с ним навсегда. В конце концов, он ведь знал, что рано или поздно придется прощаться. Он ведь чертов бессмертный маг, он только и делает, что прощается со всеми, кто ему дорог.
Жаль только, что никто не сказал, что прощаться придется так рано.
— Тебе нужно почаще звать к нам свою сестру, Александр. Еще только свою семью ты не бросал ради меня, — почти нравоучительным укором перед завтраком на кухне. Руки сами распечатывают новую бутылку вина.
На удивление это даже не больно — видеть улыбку, вызванную мыслями не о нем.
На удивление это даже приятно — носить глубоко в себе чужую тайну, которая однажды все же прорвется на поверхность.
На удивление — ни злости, ни ненависти; лишь чуть больше алкоголя в крови и почти по-отцовски добродушная реакция на потерянный взгляд спустя несколько лет. Говорить о том, что знал намного заранее о том, что все это случится, не решается. Лишь шокирует своим спокойствием того, кого все так же продолжает любить.
========== 35 ==========
Ложь:
Ничего не происходит.
Правда:
Пространство давить начинает, когда она входит в комнату. Взгляд непроизвольно снова и снова возвращается к ней; раздражение в крови, под кожей, в самой сути, когда она флиртует с другими, когда смеется с придыханием и губы идеально-красные — того же оттенка, что кровь общая — в широкой, открытой улыбке выгибает. И пальцы непроизвольно к пачке сигарет тянутся, а она красивая. Такая до одури красивая, до безумия просто. И дело не в тряпках на ней и не в косметике на коже.