Лигачев до секретариата просто сказал: «Будем брать в Москву». Яковлев, получив мнение Лигачева и секретариата ЦК, более определенно — на министра культуры РСФСР. Фонд — в запасе.
24 сентября. Приглашал Попова Е.С. и Полетаеву — зав. облбиблиотекой. Поручил посмотреть дом В.О.Ключевского под библиотеку-читальню его имени. И память увековечим, и дело доброе для города сделаем. Надо хоть какие-то заделы оставить потомкам и преемникам.
6 октября. Читал Гумилева. Хоть и эсер, но поэт «божий дар». Так из него и льется образность. Его со всякими […] не спутаешь. Почему-то крутится в голове фраза Ахматовой, точно и образно передающая страдания тех, кого тронули 1937–1938 гг.
Это — настоящая поэзия, полная смысла и образности. Теперь реабилитировали ее мужа — Гумилева, расстрелянного в 1921 г. как эсера. Разговор о нем с А.Н.Яковлевым. Посмотрел стихи — талантливые. А сколько лет держали в «запрете».
20 октября. В Москве от Ключевского ничего не осталось. Всё снесли. В России два памятника историкам — Карамзину и Грекову[96]. Музеев нет вообще. Если нам удастся, первый в стране музей историка с читальней.
21 октября. «При крепостном праве мы были холопами чужой воли; получив волю размышлять, мы стали холопами чужой мысли» (В.О.Ключевский).
1 ноября. К 9.00 приехал в ЦК к Ю.П.Воронову. Они кое-как разделались со съездом ВТО, который все-таки переименовали в I съезд деятелей театра, как хотел О.Ефремов.
Нет сил, которые противостояли бы интеллигенции. А ее сила — не всегда созидательна и гуманистична, ибо часто за внешним — простая групповщина, личные пристрастия и эгоизм. Найти и определить точную грань сложно. М.Ульянов стал председателем. Хорошо, что есть с ним контакт.
В ЦК определено и одобрено на самом верху (Лигачев, Яковлев), что Лихачев станет председателем правления Фонда культуры, я — первым замом, Р.М.[97] членом Президиума, а остальное надо искать и решать…
3 ноября. Состояние внутренней опустошенности из-за неопределенности, которая ожидает меня, если получится то, о чем идет речь. Постоянно точит мысль, что самое страшное — начинать не с чего. Ожиданий и надежд много, но как их осуществить, какими силами, наконец, где — вот что мучит. Выдумки у меня хватит, но как ее реализовать. Что год не будут спрашивать — это не утешение. Надо параллельно и устраиваться и делать интересные дела, чтобы был слышен пульс Фонда культуры. Реклама готова, она будет, нужно вершить дела, а как и кем их вершить? Даже печати, кассира, клочка бумажки, карандаша нет.
Из гостиницы — в Верховный Совет РСФСР. Подписал заключения. Провел слушание по шкурам северных оленей, лосей и кабанов. Подготовил записку и послал в Министерство легкой пр-ти СССР. Уехал в ЦК КПСС. У Юдина. Он подготовил и передал утром записку Ю.Воронову для Лигачева…
Опять банковали по составу Президиума. Есть какие-то варианты, но надо уже решать окончательно. Надо решать то, что назрело, а остальное — потом. Может решиться после конференции.
Зашел в отдел пропаганды. На несколько минут к П.Я.Слезко. Он считает, что всё идет правильно. Поддерживает мою жесткую позицию…
4 ноября. Всё взвесил и решил больше не торопиться и не суетиться. Вопросы поставлены, мою точку зрения знают все вплоть до А.Н.Яковлева и Е.К.Лигачева. Если и дальше буду проявлять активность в борьбе, не имея на него признанного права, может выглядеть нескромно и неуместно. Да и делать из себя побирушку едва ли имеет смысл. Пусть решают те, кому положено. Не торопился ехать из гостиницы. Вообще почему-то не тянет в этой пустоте заниматься активностью.
Прямо в сектор к Юдину В.И. Всё по конференции крутится, есть списки Совета, правления, выступающих. Я не стал смотреть. Рано мне диктовать условия, не знаю расстановки сил.
17 ноября. Был нар. артист СССР Глузский. Вопросы кино. Доволен Пензой и откровенно потрясен. Условились о контактах в Москве.
«Тянется народ в Фонд культуры. Последняя надежда…»
1987
3 марта. К 11.00 в Отдел строительства ЦК КПСС к т. Мельникову. Рассматривали проект о градостроительстве и архитектуре. Какой-то нудный строительный разговор. Я постарался взорвать обстановку. Кто-то бросил реплику: переспал великий — и уже памятник, ломать нельзя.
Напомнил, что в 1954 г. на совещании в Кремле подобная фраза была произнесена Хрущевым, а закончилась тем, что сейчас требуют судить тех, кто разрушил Москву. Проект непартиен, не учитывает настроений людей, отгорожен от бурлящей действительности.
Повернулись! Мельников поддержал, поняв, что нельзя не учитывать настроения масс.
Угаров[98] потом поздравлял, что «взорвали» проблему, а проект придется писать заново.
10 марта. В Кремле. Съезд архитекторов РСФСР. Избрали в президиум. Сел на первый ряд с Посохиным. Целая «история» в архитектуре Москвы — много напахал, наломал и настроил и будет долго в «памяти» народа носить звание архитектора-разрушителя центра Москвы.
Доклад, да и прения ровные. Мне понравилась мысль, что писатели критикуют архитекторов. А если бы их поставить в положение, когда не разрешается пользоваться глаголами и прилагательными, нельзя обозначать сказуемое, а только подлежащее — что они написали бы?! Благое массовое строительство уничтожило архитектора как личность, как творца и художника. Что делал бы Казаков или Баженов с [железобетонными] блоками?
11 марта. Позвонил Шрамову и просил во всю «Литгазету» махнуть сбор средств на скульптурную композицию Василию Теркину на Смоленщине. Дать это громко и броско. Согласился. Думаю, что пришло время делать событие.
Подписал в ЦК КПСС записку по памятнику Г.К.Жукову в Москве. Будем ждать!
Условились по журналу «Наследие». Надо писать записку в ЦК КПСС.
20 марта. Тревога по Ленинграду. Обрушили гостиницу «Англетер» (Есенин покончил жизнь в № 5). Волнения молодежи. Пикеты. «Урок демократии». Была делегация. Сказал, что ЦК поставлено в известность и чтобы вели себя благоразумно. Лихачев уехал с расстройства в Комарово. Минкульт молчит. Их не волнует.
21 марта. Позвонил в ЦК Юдину, сказал, что температурю и не могу ехать. По Ленинграду он спокоен. Говорит, что там всё правильно. Но это уже их дело, хотя думаю, что этот роман с продолжением. Пришла новая эпоха, и нам надо учиться жить и действовать в условиях демократии. Сложно проходить эту науку, но придется. Подняв массы, развернув их инициативу, мы уже не сможем, да и надо ли останавливать ее. Процессы будут нарастать. Почему-то область культуры, особенно охраны памятников, стала камнем пробы на демократию. Вольно или невольно. Но мы — организация демократическая. Надо искать свои подходы, свои методы.
Акции по Жукову и Теркину надо готовить. Делать это демократично и солидно. Сначала обсуждать, а потом выносить решение. Каждая акция должна быть выстрадана и обсуждена народом, а не выглядеть чьим-то волевым решением. Только такой подход. Интервью в «Известиях» да и в «Литгазете» надо бы исправить, если успею.