— Беги, душа, а я найду, не бойся, — Ринар чувствовал ее близость лишь секунду, а отпустить смог далеко не так быстро, как планировал.
И она… послушалась. Почему-то послушалась, вновь уносясь. А он снова догонял. Догонял, чтоб любоваться, касаться, вдыхать ее запах, а потом отпускать. Ее запах… Сначала в нем был страх, но постепенно он испарился.
Это он. Теперь Альма уже не сомневалась — он. Чувствовала пристальный взгляд — его взгляд. Ощущала мягкие касания — его касания. И слышала голос — его голос.
Он просил убегать, и она убегала, но только потому, что обещал догнать. Лес пропал. Мир пропал. Были лишь они. И скорей всего, ей это снилось, ведь в жизни такое произойти не могло, а раз снилось…
Очередная полянка, скрытая за высоченными кустами, исцарапавшими голые лодыжки, и Альма остановилась, вновь прижимаясь спиной к дереву. Она не могла больше бежать. Не могла, а главное — не хотела.
Это он. Он в ее сне. А значит, все будет иначе. Так, как хочется ей.
— Альма… — вновь неуловимый шепот, и кора под невидимыми до сих пор пальцами трещит на уровне ее головы.
Она должна бы вновь испугаться, вновь метнуться в темноту, но смысла в этом больше нет. По лицу девушки скользнула улыбка, и она распахнула глаза, наконец-то ловя взгляд на расстояние вдоха.
— Не хочу бежать, — он уже смотрел когда-то на нее так. Жадно. В первый день в его доме, на крыльце. Тогда она не поняла этот взгляд. Испугалась, отпрянула, а теперь… А теперь смотрела в ответ так же.
— Нашел, — резким рывком ее притянуло к напряженному телу, а мелкие щепки коры осыпались за спиной. Мягкие губы впились в рот так, будто он умирал от жажды, а она могла ее утолить. Первый, второй, третий поцелуй смешались в единую непрекращающуюся череду касаний губ, рук, тел.
Изодранная блузка потеряла еще несколько пуговиц, а горячие пальцы отправились путешествовать по телу.
И этого вновь стоило испугаться, отпрянуть, остановить. Ведь это безумие! Его, ее, их общее безумие. Но она не сделала ничего. Только привстала на носочки, как тогда, в кабинете, обвила шею мужчины руками, притягивая ближе.
Ответом ей стал приглушенный хрип, а дерево за спиной послужило опорой, не давшей сползти на подкосившихся ногах.
— Нельзя… — он что-то шептал, но не спешил отрываться. Что-то противоречивое, о том, что это неправильно, что он не должен, что все не так. Но Альма даже не пыталась вслушиваться. Только ловила прикосновения, которые явно расходились со словами.
Кожа горела под его пальцами, мелкие порезы, оставленные ветками, вспыхивали болью, стоило широким ладоням пройтись по рукам, животу, шее. Ноги отказывались держать, и Ринар почувствовал это, подхватил легкую как пушинка девушка за талию, принимая ее вес на себя, а потом… Снова были пьянящие поцелуи, нежный бархат кожи под пальцами, ее неосознанные всхлипы, стоны, шумные выдохи. Она цеплялась за него, одновременно пытаясь притянуть ближе и оттолкнуть. Она понятия не имела, что происходит с ней, но он-то знал.
Знал, что еще чуть-чуть, и все. Он не остановится. Знал, что еще одно ее непроизвольное движение навстречу, еще одно прикосновение его рук к ее нежной кожей, и он сделает ее своей прямо тут и сейчас.
— Душа, — и видит Дьявол, больше всего на свете он хотел именно этого. Хотел неистово, до исступления, до боли во всем теле. Хотел ее. И тем сложнее стало сделать то, что было правильно. — Нет.
Так же резко, как прижал к себе, Ринар вдруг отпрянул.
Чтоб не упасть, Альме пришлось ухватиться за дерево. Вновь кора отозвалась жалобным треском, только теперь уже под ее пальцами.
Девушка смотрела на него глазами, покрытыми пеленой страсти и… непонимания.
— Что? — руки дрожали, ноги отказывались держать, кожа будто до сих пор ощущала граничащие с болью прикосновения, а он…
— Нет, Альма, нам нельзя, — и снова слова расходятся с делом, ее снова вминает в дерево, прижимает к сильному телу, а мужчина не дает вздохнуть, накрывая полуоткрытые губы своими.
Безумие длится бесконечно долго. Он целовал, гладил, сжимал, а потом отпускал, тяжело дыша, уткнувшись носом ей в шею. Через мгновение их вновь накрывало с головой. И снова как сначала, и снова он в последний момент, когда контроль девушки уже потерян, отрывался от нее, сцепив зубы. Он боролся с собой. Боролся не на жизнь, а насмерть. Вот только зачем, Альма не понимала.
— Нет, — очередная попытка отказаться от неистового желания закончилась тем, что, не рассчитав свои силы, Ринар впечатал девушку в дерево. Спутать стон желания с восклицание боли он не мог. — Прости, — мужчина тут же подлетел, поймал медленно оседающую Альму. — Прости, душа, прости, — покрыл поцелуями лицо, шею, руки, путая страх за нее, за себя, желание и отчаянное нежелание. — Прости.