Елена Никко
Душа наизнанку. Стихи
Кто ты теперь?
Кто ты теперь прошли года
И мы с тобой так не похожи…
Едва ли встретимся, когда
Столкнемся вновь в толпе прохожих.
А мы с тобой себе враги
И наломали дров немало…
А помнишь робкие шаги
И тихий вечер у причала?
И занавески у окна,
И две невымытые кружки —
Всё помнит нас в те времена,
Когда двоим других не нужно…
И пусть давно мы не они,
Не те влюбленные счастливцы…
Пусть, за окном проходят дни,
А нам теперь лишь могут сниться
Две чашки кофе на столе
И разговор в лучах рассвета.
А дело было в декабре…
Но где теперь ты? Где ты? Где ты…
Кто мы теперь? Я также холост,
Здоров и, в общем-то, богат,
Уже твердят о детях, годах…
А мне все также мил твой взгляд…
Есть две собаки, дом в деревне
И твой потрепанный портрет.
И есть мечта, где все как прежде…
И есть сейчас — тебя в нем нет…
Кто ты теперь? Прошли года,
А мне никто другой не нужен.
Всё тот же вечер у окна
И рюмка вместо старых кружек…
С кем из поэтов я себя сравню?
С кем из поэтов я себя сравню?
Не просто сразу выдумать ответа.
Ведь есть у каждого знакомого поэта
Черта которую в себе и я люблю…
Но всё ж из всех имён позолочëнных:
Ахматова, Цветаева и Блок,
И Пушкин, Маяковский, Фет и Чёрный…
Мне ближе нет Есенинских стихов…
Я как Асадов верю в доброту,
Как Лермонтов ищу я буйство бури,
Как Анненский нашла звезду одну,
И ни к чему бы мне искать другую…
Ах, сколько разных красок у поэтов,
Себя в стихах не сложно отыскать:
Любые и закаты, и рассветы,
Стихами можно только лишь дышать…
А ближе нет Есенинских стихов…
В одних свозит живительная радость,
В других надрывных чувств хмельная пряность,
К родному беззаветная любовь…
В собаке каждой видеть человека,
Собою быть, как ветер-хулиган…
В каком себя бы я нашла поэте?
Я обращусь к Есенинским стихам…
***
Невидимый художник полотно
Расцветил ярким всполохом заката,
Кружится лист кленовый, как в кино,
Последним мигом осени объятый…
И догорает пламя в вышине,
И в парке пруд как жидкое стекло,
Склонив к нему каскад своих ветвей,
Разглядывает ива небосклон.
Ночь скрадывает краски у холста…
Опавших жёлтых листьев вереница
Рассыпана осколками тепла,
Измятой недописанной страницей…
Парк засыпает до конца зимы,
Но в том спокойствии своё очарованье:
И пруд, и листья, ива у воды —
Всё дремлет величаво и печально.
Невидимый художник полотно
Расцветит небо сызнова с восходом…
И замирают кадром из кино
Холст-небо, листья ива с небосводом1…
1. имеется ввиду пруд, в котором отражается небо
Мальчишка
Стоял у зеркала мужчина,
Совсем седой, в морщинках лоб,
С короткой жёсткою щетиной…
Стоял, скривив в улыбке рот.
Смотрел в стекло, не отрываясь,
Не отводя усталых глаз.
А в отражении, казалось,
Совсем другой смотрел на нас.
Из зеркала глядел смешливо,
Надвинув кепку на глаза,
Парнишка, лет восьми от силы,
И что-то так хотел сказать.
Глядел он пристально и зорко,
Улыбка же пропала в миг.
Откуда черт в нём близких столько,
Никак понять не мог старик.
Кудряшек тёмных беспорядок,
Веснушек россыпь на щеках…
Тот начал вдруг беззвучно плакать
И всё смотрел на старика.
Он приложил к стеклу ладошки
И что-то горько зашептал.
"Ты помнишь, это я, Алёшка…", —
Прочёл мужчина по губам,
Но промолчал, не шелохнулся,
Тихонько заскрипела дверь,
Он обернулся… И проснулся!
Носил он имя "Алексей"…
Ворон и писатель
В окне тоскливо выла ночь,
А я склонялся над столом,
Пером пытаясь превозмочь
Весь груз нависший над челом…
По капле душу выжав всю,
Её в чернила обернул,
И повесть грешную свою
Доверил белому листу…
А дождь хлестал, хлестал в стекло,
Порывом распахнули дверь,
Свеча потухла от него
И надо мной мелькнула тень…
Мелькнула тень, явилось мне ль:
Что кружит надо мною ворон.
То вестник горя и потерь…
"Всю чушь! Я сплю… А может, болен!"
Глаза сомкнул, и ветер стих:
Закрыта дверь, горит свеча…
"То сон…" — но страх в глазах моих,
Вновь над листом склоняюсь я.
Но не связав и пары слов,
Я слышу шелест за спиной,
Он будто шепчет: " Брось его…
Чудной рассказ. Пойдём со мной… "
Откуда голос тот звучал?
Я оглянулся: я один.
И снова шорох, у огня
Чернильно-черный он сидит…
— О, ворон, как сюда проник? —
Я бросился к нему с мольбой.
Камин лишь жаром опалил,
А ворон вновь над головой.
Кружит, к мольбам остался глух,
Кружит, крылом задев глаза…
Я жмурюсь: вот я за столом,
Перо, свеча уж оплыла…
А на листе весь мой рассказ —
Немая исповедь и крик.
Немеют пальцы: я писал,
Писал, не замер ни на миг…
— Ах, ворон, ворон, кто же ты?
За что ты послан был сюда?
Уж не склонить ли головы,
Пред той, что в дом ко мне пришла? —
Кричу надсадно в пустоту.
Я здесь один, а тень всё ближе,
Мой ворон движется к листу,
Я замер: скован, обездвижен.
"О ворон, мудрости твоей
Не буду нынче восхвалять…
Я вижу ты сегодня с ней!
Ты не учёный, ты палач…
О, ворон, ты меня оставь!
Закончить много ль? Десять строк… "
И тень под потолок взвилась,
Мне вслед хрипя: "твой вышел срок…
Он не даёт мне дописать:
То заслонит свечу, то лист,
То по глазам пером опять
А то слетит к камину вниз…
Опять мелькнет под потолком,
Я сжал бумагу в кулаке
И зашвырнул её комком
В камин. "Гори, гори в огне!
Прочь! Прочь! Оставь!" — Надсадный крик.
И тень руками отогнав
Упал я в кресло и притих…
И хриплый шёпот: "ты не прав… ".
Огонь взметнулся на листом.
Прощай, мой труд, моя тоска,
А ворон, где ж он? Пуст мой дом
И перьев чёрных ни следа…
То я шептал в глухом бреду,
Рукой к огню тянулся слепо
И понимал всю боль мою,
Всю душу выпил до рассвета
Тот лист, смешавшиеся с золой.
Он мёртв… А с ним и разум мой.