— А почему я должен знать?
— Так, что никто не знает ничего? — Флаке был возмущен. Он бросил на пол свою тяжелую дорожную сумку и посмотрел на Якоба.
— Не психуй, надо сначала позвонить кому-нибудь, — Тилль достал телефон.
— В полицию! — сказал Флаке и поправил очки.
— Подожди в полицию, может, для начала попробуем Рихарду и Шнайдеру, — Пауль видимо не желал столь скорой встречи с представителями правопорядка.
— А смысл? — Флаке был все еще обижен на Ландерса, говоря это, он даже не посмотрел на гитариста. — Я звонил из этой Колумбии, их телефоны не работают.
Тилль молча набрал номер и приложил телефон к уху.
— Кому ты звонишь-то? — спросил Пауль.
Тилль лишь приложил палец к губам.
— А если с ними все в порядке, то, что мы будем делать? — спросил клавишник.
— Будем радоваться, — тут же отозвался Пауль.
— Как идиоты, прилетели… — Флака не договорил, Тиллю, наконец, ответили.
— Шнайдер! Где вы, черт вас подери, были все это время? Где Рихард?
*
Они вышли из дома священника, когда было уже очень поздно. Солнце давно опустилось за горизонт и на небе загорелись первые звезды. Луна, частично скрытая за дымкой темно серых облаков, неровно освещала тропинку, ведущую к калитке.
София стояла у калитки, понурив голову. Рихард заметил ее сразу и толкнул Шнайдера в бок. Барабанщик поднял взгляд на гитариста.
— Она здесь, — шепнул Круспе и кивнул головой в сторону призрака.
Шнайдер посмотрел туда и тоже увидел Софию, несколько секунд он стоял на месте и не шевелился, а потом решительно направился к ней. Рихард не пошел следом не потому, что струсил, просто он знал, что скажет Шнайдер и знал, что в принципе слова здесь не нужны, потому что София итак уже все знала. Знала, что никто кроме нее самой не сможет даровать ей спасения и успокоения. Рихард видел, как Шнайдер остановился возле призрака и тихо заговорил. Он не мог разобрать слов, а слышал лишь звук голоса друга. София не отвечала и даже не поднимала головы. Рихард залез в карман брюк за сигаретами, и тут рука его наткнулась на что-то холодное. Он достал какой-то маленький металлический предмет и поднял его перед глазами. Это был крест, маленький золотой крестик на тоненькой цепочке. Он блестел в лунном свете и Рихард, словно завороженный смотрел на него. Это и было ключом, теперь оставалось лишь закрыть дверь (сейчас Рихард уже не сомневался, дверь должна быть закрыта. Шнайдер открыл ее, открыл дверь между мирами, которые никогда не должны были пересекаться — миром живых и миром мертвых.) Он еще несколько секунд постоял, разглядывая крестик, а потом пошел к Шнайдеру.
— Ты должна простить сама себя, — услышал он слова барабанщика, когда подошел совсем близко.
София, до этого момента смотревшая на носки своих туфель подняла глаза и посмотрела на Рихарда. Шнайдер замолчал и тоже повернулся к нему. Рихард молча протянул ей крестик. Казалось, София вздрогнула и подалась назад, но может, это было лишь обманом зрения. Прошло несколько томительных минут. Никто не говорил ни слова, никто не решался даже пошевелиться. Наконец София улыбнулась и взяла крестик из рук Рихарда. Ее пальцы были холодными, и Круспе машинально отдернул руку. София перестала улыбаться, внимательно посмотрела на крестик и, подумав надела его себе на шею.
— Ты прощена, — вдруг сказал Рихард. До последней секунды он не знал, что скажет это.
София подняла на него глаза и улыбнулась, в лунном свете ее лицо казалось совершенным и прекрасным.
— Ты нашел свой путь? — спросила она.
— Давно, — ответил Рихард.
Девушка лишь кивнула головой и, отвернувшись, пошла прочь. Рихард молча смотрел на ее удаляющуюся фигуру. Она подошла к калитке, потянулась к ручке и исчезла, оставив после себя лишь легкую прохладу.
Минут десять Шнайдер и Рихард стояли рядом в саду священника и молчали. А, потом, не сговариваясь, пошли прочь. Они вышли из калитки, прикрыли ее за собой и переглянулись.
— И что, это все? — Шнайдер задал вопрос мучивший обоих.
— Не знаю, но мне показалось, что она ушла. Мне показалось, что она теперь счастлива. Двери закрыты, надеюсь навсегда, — Рихард отвернулся и посмотрел на ночное небо. Низко пролетел самолет, он заходил на посадку.
— Какие двери?
— Между мирами.
— И что теперь? — Шнайдер тоже смотрел на самолет. Казалось, ответ на вопрос заданный минутой раньше полностью устроил его.
— Домой, — отозвался Рихард.
Они замолчали. Мимо проехала машина, за рулем сидел молодой парень, рядом с ним симпатичная девушка. Окна машины были приоткрыты, и до них донесся звонкий смех. Рихард следил глазами за машиной, пока та не скрылась из виду. Все кончилось, кончилось так нелепо и глупо, кончилось в одно мгновение. Нет, это совершенно не было похоже на фантастический роман с красивым и эпическим концом, с яркой и запоминающейся финальной сценой. Не было красивых слов, не было благородных жестов, не было трагических сцен. Все закончилось так, как обычно и заканчивается в жизни, тихо и незаметно. Рихард вспомнил слова Шнайдера, сказанные ему в самолете, и ему снова сделалось невыносимо грустно. Да, завтра он уже будет далеко от Перу, завтра он вернется домой и жизнь, привычная и обыкновенная, закрутит его в своем водовороте и все это покажется ему сном, все это станет нереальным, краски поблекнут и останутся лишь обрывки воспоминаний. Но он понимал, что еще некоторое время ему придется привыкать к своей прежней жизни. Некоторое время он будет тосковать по всему этому и даже через много лет, когда воспоминания станут почти невидимыми, прозрачными как тонкая паутина, раскачивающаяся на осеннем ветру, ему, как и сейчас будет невыносимо тоскливо. И ему, как и сейчас будет казаться, что он что-то упустил, что-то проглядел. Что во всей этой истории главным было не спасение души Софии, а спасение его, но он не заметил пути и теперь снова ступает на дорогу в ад.
— А крест этот, откуда он у тебя взялся? — тихо спросил Шнайдер.
— Не знаю, он лежал в кармане. Может, и не было никакого креста, может я просто видел то, что хотел видеть.
— Может, — Шнайдер, казалось, абсолютно удовлетворился таким ответом. Он достал из кармана брюк свой телефон и посмотрел на экран.
— Хочешь кому-нибудь позвонить? — спросил Рихард.
— Нет, пока нет. Я еще не готов вернуться в нормальную жизнь.
Видимо Шнайдер испытывал похожие чувства. Рихард хотел было заговорить об этом, но передумал. Это было слишком личное, слишком интимное и вряд ли ударник захотел бы говорить об этом. Нужно было что-то делать, ехать в аэропорт или просто пойти куда-то, это бездействие сводило Круспе с ума, заставляло думать о безвозвратно ушедшем, а ему хотелось забыться, забыться хотя бы на несколько часов. Совершенно неожиданно в голову пришла идея:
— А пойдем в бар? — Рихард попытался поймать взгляд барабанщика, но тот смотрел куда-то в сторону.
— Давай, здесь недалеко есть одно славное местечко, — Шнайдер улыбнулся, и хотел было убрать телефон в карман, но тот зазвенел. Барабанщик вздрогнул и испуганно посмотрел на экран, на секунду ему показалось, что кошмар вернулся, что все начинается с начала, но увидев номер звонившего, он улыбнулся.
Рихард внимательно следивший за другом, увидев эту улыбку тоже расслабился.
— Привет Тилль, — сказал Шнайдер и, продолжая улыбаться, посмотрел на Круспе.