— Я говорила об обычных смертных, — замявшись, сказала Ариадна. Несмотря на всю ее колдовскую силу, на опыт и мудрость, что она накапливала не годами, не десятилетиями — веками, ей, казалось, неловко подчеркивать собственную исключительность, свое отличие от других. — Есть инкарнаты, отмеченные божественным прикосновением, чьи души проносят в себе дары в следующие жизни. Другое благословение богов — пронести сквозь века опыт, знания и память. После того, как был открыт пифос, а ты… Пандора исчезла, мой дар оказался слишком важен для богов. Тогда сам Зевс благословил меня, словно впечатал искры магии в мою душу. Дионис же наградил меня способностью хранить воспоминания о прошлых жизнях.
Деми задохнулась от мысли, что находилась рядом с девушкой, дважды благословленной богами. Девушкой, которую любил бог. Наверняка их чувства остались в далеком, далеком прошлом, да и представить Диониса однолюбом сложно, скорее — ветреным и смешливым, каким в ее сознании сохранился их общий сын Фоант.
Обиду на бога в Ариадне Деми, впрочем, тоже не чувствовала — об обратном говорила и блуждающая теплая улыбка на ее губах. Умела ли Ариадна вообще таить на кого-то обиду?
А ведь и у Пандоры было свое, особенное прошлое. Если мифы не врали, она была возлюбленной самого титана. Как же его звали?
— А что с моей семьей? — волнуясь, спросила она.
Странной казалась сама мысль о том, что в Древней Греции, которую тогда еще не успели окрестить Алой Элладой, у нее была семья.
— Забудь ее. Они о тебе забыли.
Голос Никиаса распорол пространство, словно острое стальное лезвие. Деми вздрогнула, только сейчас вспомнив, что все это время он стоял позади. Наверное, в каком-то смысле ее память оберегала свою хозяйку — она чувствовала кожей нежелание Никиаса находиться здесь.
Рядом с ней.
— Не слушай его. — Ариадна бросила на Никиаса взгляд, полный упрека. — Не знаю, что стало с Эпиметеем, и сохранил ли он память о прошлом… И мне жаль, что современные греки едва ли помнят о вашей дочери Пирре. А ведь именно она вместе со своим мужем Девкалионом стояла у истоков появления нового человечества.
В висках Деми запульсировала кровь. Ее дочь…
— Пирра и Девкалион оказались единственными, кто выжил после Великого потопа, — продолжала Ариадна. — Легенды говорят, что сам Зевс хотел таким образом погубить людской род. Выбирая тех, кто все же достоин спастись, он выбрал именно Девкалиона, сына титана Прометея и океаниды Климены. Зевс велел ему построить ковчег и приготовиться к долгому плаванию. Но знаешь… Я думаю, причина того, что вину за Всемирный потоп греки возлагают на Зевса — суеверный страх людей перед богами, страх получить наказание от них за свои грехи. Ведь каждый человек в глубине души понимает, что, так или иначе, грешен.
— Не замечал за тобой склонности к философствованиям, — обронил Никиас.
— Как бы то ни было, твоя дочь и Девкалион, за чистоту своих душ получив благословение Зевса, спаслись от Всемирного потока, который так и назвали Девкалионовым. И именно на их плечи легла священная миссия возродить человеческий род.
Деми покусала губы, охваченная странными эмоциями.
— Не бог весть как они справились, а? — хохотнул Никиас, однако в его голосе не было смеха — только яд.
— Ненавидишь весь человеческий род, а? — передразнила Деми.
Может, и не самое лучшее решение — дерзить эллину, от одного вида которого ей становилось не по себе. Однако речь шла о ее… дочери. Пускай она совсем не знала Пирру и была слишком молода даже для подобия материнского инстинкта, но чувства, вспыхнувшие внутри, вылились в стихийный протест.
Никиас сосредоточил на ней взгляд синих глаз. Как столь яркие, пронзительные, они могли выглядеть такими опасными?
— Не ненавижу, но презираю. Они так ничего и не поняли. Да, большинство людей лишены божественного благословения, которое позволило бы им сохранить память об их прошлых жизнях, но они всегда могут учиться на ошибках других. И на своих же собственных, хоть и не знают этого, ошибках. Но зачем? Для этого ведь надо думать.
— Ты несправедлив, — негромко, но твердо сказала Ариадна. — Нечестно говорить за всех людей в этом мире.
Никиас был слишком вспыльчив, чтобы вести спокойную полемику. Слишком убежден в своей правоте и нетерпим к чужим аргументам. Он подтвердил ее мысли, грубовато оттеснив ее плечом, чтобы увеличить расстояние между ними. Однако не ушел совсем, а маячил рядом. После нападения эриний Никиас, кажется, готов был не отходить от Деми ни на шаг. С любым другим парнем и в любой другой ситуации подобное внимание ей, может, и польстило бы…