Конечно, первым делом они оба начинают ругаться и причитать, мама кричит, расхаживая по кухне, отец ворчит, разбирая пакеты, а сижу и жду, пока они оба успокоятся.
– Мы с ног сбились! Все морги и больницы обзвонили, заявление написали, волонтеры тебя везде искали, и ничего, как сквозь землю провалилась! Потом письмо это твое дурацкое… Даша, давай признавайся, где ты была, и на что тебя подсадили? – Она уже плачет. Руки дрожат, сама трясется от переживаний. – Наркотики? Кто? Говори, кто, мы сейчас в полицию все вместе поедем и он у меня надолго сядет, сволочь проклятая, тварь, чтоб ему пусто было, господи…
– Мам, какие наркотики, – пытаюсь сказать я, но она будто не слышит. Папа, все это время вторящий ей, насупившись, молчит. Он должен что-то знать. – Пап, как звали твою маму, мою бабушку?
– Валя… Валентина, – бубнит отец.
– Причем тут бабушка твоя? Даша, где ты была? – не унимается мама.
– Но она меняла имя, вообще, раньше ее звали Валенсией, – добавляет папа, уже не слушая мамины причитания.
– Тогда ты должен знать, где я была. Я же писала.
– Думаешь, я это помню? Мне было тогда от силы года три или четыре, когда мы уехали оттуда, – вздыхает папа. Вопросов не задает, сегодня эта роль принадлежит маме.
– А Диану ты помнишь? Свою сестру?
– Какую сестру? Даша, Влад, вы, что, сговорились что-ли? Не было у него никакой сестры, – обратившись ко мне, говорит мама. – Не было же? – спрашивает у отца.
– Была. Она умерла, когда я был маленьким ещё. Когда мы жили там. Даш, но мать мне ничего вообще не рассказывала. Это все, что я помню.
Мама смотрит на него со стеклянными глазами, видимо пытаясь понять, что это, коллективное помешательство, или мы намеренно издеваемся над ней. И тут она, наконец, обращает внимание на мои глаза.
– Что с глазами у тебя?
– Ничего, – мямлю я, поначалу не понимая, к чему она клонит. – А что у меня с глазами?
– Либо они цвет сменили, либо ты линзы носишь, зачем?
– А… Да, сменили цвет, мам.
Отец, только взглянув, садится обратно за стол, и, отвернувшись к окну, машет рукой. Мама вертит мою голову так и сяк, разглядывает глаза под разным углом, бормоча себе под нос:
– Всю жизнь были карие, а теперь как у кошки. Ничего не понимаю. – Садится обратно на стул, тяжело вздыхает. – Ладно. А теперь рассказывайте оба, что происходит, иначе я за себя не ручаюсь.
Я рассказываю все с самого начала, как пошла с Катей в клуб, пьяную доставила домой, как таксист отказался меня везти, и пришлось идти пешком. Рассказываю о погоне, о перемещении в лес Дриммора, при этом называя вещи своими именами и по ходу разговора объясняю, что к чему и почему. В это время мои глаза тянутся к окну, за которым вовсю идет снег. От вида тихо летящих по воздуху крупных снежинок печаль и тоска в душе нарастают все сильнее, однако я держусь и стойко выдаю всю информацию, которую родители должны знать. За исключением той, которую не должны, вроде наших отношений с Дэном, перешагнувших ту грань, после которой люди как правило либо расстаются, либо начинают жить вместе. Его самого, конечно, упоминаю, и делаю это столько раз, что мама, хоть и пребывая в шоке от услышанного, начинает подозрительно смотреть на меня. Рассказываю и про Марка, который назвал себя Максимом, и про его историю с Дианой, не сказав лишь то, что он собирался убить меня – если они узнают, ни за что не отпустят меня туда. Впрочем, когда заходит речь о том, что я хочу вернуться, мама начинает качать головой.
– Нет. Нет уж, дорогая. Завтра мы с тобой записываемся к врачу. Лучше сразу к платному, чтобы не ждать пятилетку, и сначала ты сдаешь анализы на наркотики, а потом будем лечить твою психику. Вот эти твои глазки тоже неспроста цвет поменяли, какие-то новые наркотики, или я не знаю…
Внутри меня все опускается. Неужели, я зря тут распиналась?
– Надь, – вмешивается отец. Давно пора. – Да не врет она. У меня правда была сестра Диана, и жили мы с матерью не пойми где, я даже названия города не знаю, отца своего я не помню. Свидетельство о рождении мне сделали уже здесь, старое утеряно. Мама скрывала от меня вообще все, ни фотографии ее молодости, ни документов, ничего не было. Постоянно плакала ночами, я даже сейчас это помню, как она закрывалась в комнате и рыдала часа два подряд. И так каждый день на протяжении лет двух, если не больше. Откуда Даша могла узнать про Диану?