- Убей его, - глухо произнесла, даже не посмотрев на мужа, прекрасно зная, что он и так поймет, кому предназначалась эта просьба. - Разорви эту тварь на части. Не убьешь ты - это сделаю я.
Отстранившись, отошла от напряженного Диллана и окинула беглым взглядом лесную чащу, тут же точно определив, где сейчас скрывались цыгане. Как узнала? Просто потянулась к небольшому костру, на несколько мгновений слившись с племенем и посмотрев через него на мир.
- Что у нее с глазами?
Вопрос Рида оторвал от наблюдения за сидящей возле костра Райной. Она еще больше постарела за эти несколько дней. Волосы, некогда просто с проседью, теперь стали белее снега, а в незрячих глазах застыло горе. Что еще выпадет на твою долю, мамочка? Что придется пережить на старости лет? Выдержит ли твое сердечко еще одно потрясение, не помутиться ли рассудок? Как же хотелось ее обнять, утешить, да только что я могла сказать? Как исправить то зло, что из-за меня переживает моя семья? Зачем я вообще обратилась к ним, зачем появилась вновь, зачем разрушила привычный уклад жизни? Моя вина.
- Жутко? - Я посмотрела на подобравшегося Риддана, опередив с ответом райта, и вновь ощутила, как уже привычно отстраняюсь от эмоций, позволяя на мгновенье выглянуть наружу огненному элементалю, запертому в человеческом теле.
- Непривычно.
- Жутко, - подтвердила я, улыбнувшись и прекрасно понимая, что мне нагло врут. А Рид вздрогнул, встретившись со мной взглядом. - Не боишься, но опасаешься. Правильно. Но для вас я не опасна, слишком сильны, а вот для людей... Лучше сам убей Валиана, Диллан, боюсь только на нем я не остановлюсь.
- Тише, дейдре, тише. Я найду его, обещаю, - меня вновь обняли, прижав к груди, и уткнулись лицом в волосы. - Все хорошо?
- Нет. Но я спокойна, если ты это имеешь в виду.
- Врешь.
- Нет. Поверь, любовь моя, я абсолютно спокойна, - подняв голову, с грустью посмотрела на встревоженного мужа и прикоснулась к щеке, ласково проведя по жесткой щетине. - Но знаешь, кажется, лучше бы переживала. Пойдем в табор? Хочу увидеть маму.
Вместо ответа он просто перенес нас на окраину притаившейся в чаще леса поляны, а спустя мгновенье рядом остановился и Рид.
Стоянка оказалась довольно большой, вместившей более четырех десятков человек. Шатров, естественно, не было, для них просто не оказалось места, да и света от единственного небольшого костерка было явно недостаточно. Его развели для приготовления еды, но не для обогрева, чтобы случайно не выдать себя светом.
Нас заметили сразу, однако подходить не спешили, и если на райта Драйги смотрели с выражением готовности действовать по первому же приказу, то меня табор встретил гробовым молчанием. Не было приветливых улыбок, слез радости и облегчения, как впервые после моего возвращения, лишь безмолвие и... Нет, не ненависть или неприязнь - смирение. Смирение с моим присутствием, с тем, что снова выжила, в то время как другие погибли, с тем, что вновь вернулась и, вероятно, принесла еще одну беду в наш дом.
А я? Что я могла сказать или сделать, чтобы повернуть все вспять? Как исправить зло, что невольно причинила семье? Я обрекла их. Вместо того, чтобы предупредить, убедить уехать, убраться как можно дальше от беды, я попросила помочь и теперь... Семь жизней. Ничтожно мало по сравнению с общим количеством жертв этой войны, и невосполнимая потеря для табора, для одной большой семьи, вынужденной проводить в последний путь своих детей, мужей, отцов, дочерей и матерей. Кто я теперь для них? Предательница, та, что всех обрекла на смерть, чужачка или все же сестра? Кто? Я и сама не знала ответ.
Молча подойдя к костру, села позади матери и прижалась, обняв хрупкие плечи.
- Я знала, что ты придешь, - тихо произнесла старая цыганка, не обернувшись, но крепко сжав мои руки. - Видела во сне. Мать-Природа лишила зрения, но подарила прозрение. Я видела тебя доченька, видела, как горишь в пламени, как сжигаешь города, как уничтожаешь свою душу. Не стоит, маленькая, не стоит. Гнев не лучший советчик, он не доведет до добра, а черный огонь не даст тебе того, что на самом деле хочешь.
- А что я хочу, мама? Я и сама уже не знаю.
- Счастья ты хочешь, глупенькая. Счастья и спокойствия, мира. Вот только мира не будет, если огонек твой почернеет. Хватит уже крови, достаточно ее пролилось на землю.
- Кто? - наконец решилась спросить, после минутного молчания.
- Лачо, Мануш, Данко, Куч, Михель.
- А из женщин?
На этот раз молчание длилось дольше, и я вдруг поняла, что не хочу слышать ответ, потому что, кажется, догадалась, потому что горе, исходившее от матери было особым, слишком личным, слишком родным.
- Лола и Тая.
Интересно, если ли предел у боли? Существует ли способ перестать чувствовать, страдать, отключить эмоции и просто существовать? Тьма. О да, способ есть, но тогда, как и предсказала мама, пламя мое почернеет, а она попросила бороться. Наверное, только эта просьба удержала меня от малодушия, только она заглушила ее призыв, только она уберегла от проклятия. Но надолго ли?
Словно в тумане поднялась на ноги и ушла с поляны, не замечая ничего и никого, искренне ненавидя каждого, кто каким либо образом причастен к этой войне. И себя вместе с ними. Я заслужила ненависть, заслужила все невзгоды, все горе, что пришлось пережить. Я та, кто принесла беду в свой дом, я та, кто виновна в смерти родных сестер. Моих сестер.
- Погадай! Ну, Лира, ну что тебе стоит? Весело же! По-га-дай! - блестят задором глаза цвета шоколада, а улыбка молоденькой цыганки так и манит присоединиться к шалости.
- Поможешь накормить Ладочку? - улыбается черноволосая молодая женщина и, сложив в корзину постиранную в ручье рубаху, поднимает на руки годовалую кроху, так похожую на мать. - Не успеваю. А мне еще Мануша из города встречать, обещал ткани принести, чтобы Ладе сарафанчик сшить. Покормишь, Лира, ладно?
Ноги подкосились и, рухнув на землю, я сжалась в комок, зажав себе рот, чтобы никто не услышал крика, лишь тихонько выла, захлебываясь слезами. Девочки мои, сестрички... Девочки мои... Как же я могла? Что же я наделала?! А Ладочка... И отец и мать... А ей и трех нет еще. Родные мои... Любимые мои... Что я наделала...
- Лира... Дейдре, любовь моя, тише... Тише, маленькая, все будет хорошо, вот увидишь...
Мой райт. Следил, как и всегда, наблюдал за каждым шагом, даже находясь далеко, даже отдавая указания и общаясь с воинами. Заметил, что что-то не так и пошел следом. Но на этот раз он ошибся - хорошо уже не будет, не для меня. Не для нас.
- Вот так, девочка моя, успокаивайся, не плачь. Я с тобой, дейдре, все будет хорошо.
Он обнимал меня, бережно прижимал к груди, давая выплакаться, пытаясь забрать себе часть моей боли. Вот только это невозможно. Да и не хотела я уже делить ни с кем эту боль, она принадлежала лишь мне, как и вина за их смерти, как и воспоминания, раскаленными углями пытающими душу. Этим я не готова была поделиться с ним. Тем более с ним.
Успокоилась далеко не сразу, слой за слоем опутывая невидимым коконом сердце, запирая чувства и сковывая огонь. Права мама, слишком сильна я стала, слишком опасна для других, а ведь где сила, там и ответственность. Не думала об этом раньше, а заплатила моя семья.
- Ты не виновата, дейдре.
Виновата.
- Они все равно оказались бы втянуты в бой, Лира. Просто оказались не в том месте, не в то время.
Я могла убедить их уехать, тогда никто бы не погиб, могла выиграть время, что-нибудь придумать. Но вместо этого подставила. А ведь они всего лишь хотели мне помочь, всего лишь откликнулись на призыв своей потерянной сестры. Семь жизней.
Нет, восемь. Ронул. А ведь табор еще не знал, что вожак погиб, не знал, что некому вести теперь их за собой. Я потеряла их всех, отправила за Грань собственными руками. А сама выжила. Для чего?
- Поможешь накормить Ладочку? - женщина смотрит умоляюще, бережно удерживая самое дорогое чудо, которое подарила ей жизнь.