Тогда тем более — если свт. Феофан отчасти и ошибался относительно акцентов в учении свт. Игнатия — это несогласие между ними следует, по моему мнению, считать «незначительным».
3. Свт. Феофана однажды прямо спросили, нашел ли он в учении свт. Игнатия какую-либо неточность, помимо предполагаемого учения о материальности души. Он ответил: «Нет, у преосвященного Игнатия только и есть погрешности, что его суждение о природе души и Ангела, — будто они вещественны... Сколько же мне приходилось читать в книгах его, я ничего не заметил неправославного; что читал, то хорошо» (Письмо от 12 декабря 1893 г. в «Русском иноке», Почаевская лавра, № 17, сентябрь 1912 г.).
Теперь перейдем к последнему вопросу — относительно воздушных мытарств, с которыми душа встречается после смерти.
В Вашем «Открытом письме» Вы цитируете письмо свт. Феофана, в котором он утверждает, что жизнь после смерти — «это земля, скрытая от нас. Что там происходит, точно неизвестно... А что там будет — увидим, когда попадем туда». Из сего, а также из того факта, что свт. Феофан в своих трудах не упоминает часто о мытарствах, Вы заключаете, что «это учение как таковое, во всем его символизме, было... наиболее далеким для него», полагая, что я ошибаюсь, подчеркивая, что свт. Феофан был стойким защитником православного учения о мытарствах. На это я отвечу в нескольких пунктах.
1. В сочинениях свт. Феофана я тоже могу вспомнить два прямых указания на учение о мытарствах. Но и этих двух упоминаний достаточно, чтобы показать, что он придерживался его и учил ему других и что он с критикой и возмущением относился к тем, кто такое учение отрицал («как ни дикою кажется умникам мысль о мытарствах, но прохождения им не миновать»).
2. То, что в некоторых из своих писем, когда затрагивалась тема загробной жизни, он не упоминает о мытарствах, не представляется мне ясным указанием, что данный вопрос является «периферийным» в его учении, — это свидетельствует лишь о том, что в каждом отдельном случае он сообразуется с потребностями своего слушателя, а некоторым из них нет необходимости (или они не способны) слышать о мытарствах. То же я понял на собственном опыте, как священник: для тех, кто готов к нему, учение о мытарствах — сильное побуждение к покаянию и жизни в страхе Божием; но есть такие, для которых сие учение было бы пугающим, что я не стал бы говорить о нем, пока они не будут подготовлены к его принятию. Священнику часто приходится встречать умирающих людей, которые столь плохо подготовлены к переходу в мир иной, что было бы бессмысленно сообщать им об аде, о мытарствах из боязни лишить их даже малой надежды на Царство Небесное, но это не значит, что в учении, проповедуемом священником, нет места аду или что он не стал бы решительно защищать его реальность в случае нападок. Ведь именно в нашем «просвещенном» XX веке многие православные христиане так духовно незрелы или увлечены современными идеями, что они просто не способны принять саму мысль о встрече с бесами после смерти. Каждый православный священник в своем пастырском подходе к таким людям должен, конечно, снисходить к их немощам, подавая им необходимое «питание младенцев», пока они не будут подготовлены к принятию «твердой» пищи, состоящей из некоторых аскетических текстов; но православное учение о мытарствах, переданное с ранних времен христианства, всегда остается тем же и не может быть отвергнуто — независимо от того, сколько людей не способны понять его.
3. Более того, факт учения о мытарствах присутствует в других работах свт. Феофана — в его переводах, если не в его творениях. Имеется много ссылок на это учение в пятитомном переводе «Добротолюбия»; некоторые я цитировал в книге «Душа после смерти». В «Невидимой брани» (ч. 2, гл. 9) есть изложение православного учения об «истязании князем века сего», которому подвергается всякий по исходе из тела; слово «мытарства» там нет, но сам текст говорит о том, что «главнейшая и решительная брань ожидает нас после смерти», и понятно, что реальность [этого] — та же, которую свт. Игнатий так упорно защищал и которой в других текстах свт. Феофан дает наименование «мытарств».
4. В тексте «Души и ангела» свт. Феофана нет ни одного критического слова в адрес учения свт. Игнатия о мытарствах. Свт. Игнатий в «Слове о смерти» утверждает, что «учение о мытарствах есть учение Церкви» (т. 3 его трудов, с. 138), и затем продолжает отстаивать учение подробно. И свт. Феофан в критике его учения говорит, что [в «Слове о смерти» и «Прибавлении» к нему] исследовано все до деталей, не осталась не разобранной ни одна мысль, требующая проверки («Душа и ангел», с. 4). Из этого следует, что свт. Феофан не нашел в мыслях о мытарствах свт. Игнатия ничего предосудительного, и он полностью согласен со свт. Игнатием, что «учение о мытарствах есть учение Церкви».