Не крик и не зов, а может, и то и другое – вой, глухое рычание…
Словно где-то там, внутри, за стенами, бродит опасный хищник, ищет выход наружу и пока еще не может найти.
– Вот черт, – чоповец отпрянул от витрины.
– Ты слышал? – спросил напарник водителя «Форда».
– Я слышал, датчики все в норме, сигнализация работает, внешнего проникновения нет.
Что-то заскрипело – там, наверху, пятна карманных фонарей взметнулись. Крона старой липы, фасад «генеральского» дома, окнами смотрящего на универмаг. На пятом этаже на одном из балконов открылась дверь. Кто-то из жильцов проснулся и вышел.
Пятна фонарей уперлись в…
– Погасите, погасите скорее, – голос, донесшийся с балкона, старческий, дребезжащий, но громкий – на этой впавшей в летаргию темной улице. – Вы тоже слышали? И не говорите потом, что это вам показалось. У меня окна сюда, и я ночами часто не сплю… Я слышу. Оно там, внутри. Заперто. Не выпускайте его оттуда.
Глава 5
НЕРВНОЕ УТРО
– Налить еще кофе, тетя Ева? Мы не опоздаем.
– Сколько сейчас времени?
– Всего-то половина девятого. Позавтракаем спокойно и поедем.
– Тебе легко говорить, Феликс.
Тот, кому «легко говорилось» – долговязый, щуплый, – встал из-за стола и разлил по чашкам остывший кофе.
– Тебе нечего там делать, – сказала та, которую он назвал «тетей Евой». – У следователя.
– Почему?
– Потому что ты еще мальчик… Тебе пока не время слушать такие разговоры, всю эту дрянь… Успеешь еще, наслушаешься, насмотришься, когда повзрослеешь. А в твоем возрасте надо жить без забот.
– Я тебя одну туда не отпущу.
Они и правда были теткой и племянником – ближайшими родственниками со стороны матери. Мать Феликса вышла замуж за канадца, когда Феликсу только исполнилось тринадцать лет. Там имелись свои дети, и канадец «приемыша» из России не особо хотел. Мать уехала в Торонто, оставив Феликса на попечение своей младшей сестры Евы Комаровской. Обещала присылать деньги из-за границы и еще обещала целиком оставить сестре двухкомнатную квартиру, оставшуюся от родителей, – тесную и узкую, как пенал, с гнилым полом и газовой колонкой в ванной, зато в самом центре, на Большой Ордынке, в двух шагах от метро «Третьяковская».
Разговор за завтраком и происходил на крохотной кухне этой старой квартиры – при открытом окне, за которым шумели тополя, слегка глуша эту нервную вибрирующую атмосферу, сгустившуюся над кофейником, чашками, масленкой и тарелками с овсяной кашей.
Открытки от уехавшей в Канаду матери Феликс – ему в этом году исполнилось восемнадцать – получал редко, только к праздникам. Но денежные переводы шли регулярно. Тетя Ева не расходовала эти деньги, складывала пополам – одну часть «в чулок», другую на банковский счет. И потом как-то в одночасье решила вложить весь этот скопленный капитал в недвижимость – трехкомнатную квартиру в подмосковных Люберцах. Там строился жилой комплекс с нуля, покупатели квартир одновременно являлись дольщиками строительства – так вроде выходило дешевле. Фирма сулила золотые горы. Но в конце концов ничего из всего этого предприятия не вышло.
Как всегда, из всего хорошего не вышло ни черта – из всех надежд, планов. Деньги пропали.
– Поделом мне. Это наказание, кара.
Феликс помнил, как тетя Ева сказала это ему – вот здесь же, на кухне, когда стало уже ясно, что деньги канули. Когда уже возбудили уголовное дело в Люберцах по факту мошенничества с недвижимостью.
Тогда она произнесла эту фразу с какой-то отчаянной бесшабашностью. И усмехнулась, а потом стиснула зубы. И Феликсу, любившему тетку всем сердцем, отчего-то стало не по себе.
Тетка не желала, чтобы ее жалели, – это он понял сразу. Никогда в жизни она не позволяла себя жалеть. Она была яркой женщиной – высокая, стройная, рыжеволосая. Пожалуй, не такая красавица, как мать, уехавшая в Канаду… Та всем своим обликом походила, судя по семейным фотографиям, на бабку, которую в качестве своей любовницы вывез из Варшавы красный революционный маршал Иллиодор Хвостов.
Да, не такая красавица, но имевшая свою долю привлекательности и обаяния. И мужчины у нее водились, Феликс помнил их всех – кто-то вполне мог стать очень достойной партией для тети Евы. Только вот отчего-то все они не задерживались возле нее надолго, хотя поначалу просто с ума сходили. Видно, такова уж судьба.
И тетя Ева никогда не просила его «посмотреть» – что и как там, возможно, сложится в будущем у нее с кем-то из поклонников. Хотя он, Феликс, в принципе мог попробовать… У него же получалось… Но она никогда не просила его. А без ее просьбы он не смел.