– Чего? – спросил лейтенант Гущин.
– Как он внутри очутился? Вон эксперты говорят – я слышал, следов взлома никаких, сигнализация на пульте не сработала, значит, проникновения нет. Витрины, двери – целехоньки. Они всей группой – кассир, бухгалтер, инкассаторы, патруль – вошли через этот вот центральный вход, с сигнализации собственноручно сняли. А там на втором этаже… И на других этажах тоже… там уж все сделано было, конечно. Как он внутри-то очутился, убийца? Нет, что-то не так тут.
Лейтенант Гущин поднял голову вверх – вывеска над входом в универмаг внезапно снова зажглась. Буквы замигали, замигали и налились оранжевым светом. То ли утренний туман тому виной, то ли смог городской, но свет, несмотря на всю свою цитрусовую жизнерадостность, казался холодным, почти что мертвым. Точно источник его прятался где-то далеко, а это был лишь отблеск.
И где-то там, за домами, наверное, на Садовом кольце завыла сирена «Скорой», которую вызвали сюда увозить трупы в морг Павловской больницы. Спешно увозить до того, как город окончательно проснется, – до первых троллейбусов, до первых такси, до первых прохожих и зевак.
И еще одно пятно света – маленькое, вороватое – возникло в сумерках на фасаде восьмиэтажного дома, облицованного серым гранитом. Того самого дома, что окнами выходил прямо на Замоскворецкий универмаг. Вся округа называла этот дом «генеральским», потому что еще с довоенных времен в нем проживали всякие-разные и их многочисленные домочадцы.
Кто-то вышел на балкон в этот предрассветный час. Кто-то проснулся в квартире на пятом этаже и зажег маленький карманный фонарик, чтобы лучше видеть, чтобы ничего не пропустить.
Глава 2
ЗОЛОТО В БИДОНАХ
Наши дни
– Знаешь, о торговле вообще и о нас, работниках торговли, при советской власти легенды ходили. Чего только не болтали, милый, для тебя в твоем возрасте это, наверное, как сказка о потерянном времени.
Ольга Аркадьевна Краузе аккуратно притормозила у светофора и повернула к Алексею Хохлову сильно накрашенное лицо. Несмотря на свои семьдесят лет, водила она свой серебристый «Ягуар» с легкостью и изяществом опытного профессионала. Да и не выглядела она на свой возраст – долгие часы в салонах красоты у лучших косметологов и массажистов не пропали даром. Жилистая и сухая, облаченная, несмотря на жаркий день, в классический жакет «Шанель» и обтягивающие джинсы, за рулем иномарки смотрелась она в представлении Алексея Хохлова даже не как обеспеченная, дорогая москвичка, коей была, а дама откуда-то «оттуда» – говорят, таких вот старушек пруд пруди на набережной Круазетт и в шикарных кафе Монако.
Бриллиантовые серьги в ушах от «Картье», массивная бижутерия от «Шанель», умело накрашенный темно-вишневой помадой рот и отлично сохранившиеся, ухоженные, тщательно завитые волосы. Ольга Аркадьевна Краузе некогда считалась самой красивой шатенкой Москвы и никогда в жизни не изменяла цвету шоколада.
– Ах ты господи, что про нас только не плели тогда… Торгаши… Другого прозвища для нас тогда не имелось. «Они торгаши, а следовательно, воруют». В глаза ничего такого – лишь улыбочки подобострастные, льстивые: «Ольга Аркадьевна, нет возможности поспособствовать, сапожки дочке достать «Саламандер»? А мужу дубленка нужна, а хрену моржовому костюм импортный». – Ольга Аркадьевна вставила в уголок рта сигарету, и Хохлов, сидевший рядом на пассажирском сиденье, предупредительно поднес ей зажигалку.
Чирк… струйка дыма… Ольга Аркадьевна откинулась на сиденье, светофор зажег зеленый, и она нажала на газ.
– А джинсы… так ими спекулировали тогда, конечно, не мы… А эти, из отдаленных советских провинций, из страны Лимонии, например, с Кавказского хребта приезжали целыми выводками семейными – все в тапочках и черных бархатных пальто, воротник из ламы, здесь же у нас, в Москве, доставали – в ГУМе с переплатой. «Импартный, импартный…» – так мы их и звали… Ой, чудеса, с шести часов утра, бывало, очереди у дверей магазинов – за коврами, за хрусталем, за телевизорами… Ну это, правда, по открыткам давали. Но как-то покупали эти открытки, доставали… Ах, Лешка, дорогой, мальчик ты мой… Ты, наверное, в восьмидесятом только первые шаги начинал делать. А я была директором мосторга, где ты сейчас служишь. Ну это ты, конечно, знаешь. Но не знаешь, что я являлась самой молодой в Москве директрисой. Моложе сорока тогда и не думай – максимум старший товаровед. А я в тридцать семь поднялась. А какие волки сидели в управлении торговли… А на местах… Директриса магазина «Синтетика» – он на Ленинском тогда располагался – приобрела себе в комке ювелирном сережки Фаберже, понимаешь, сколько они теперь стоят? Ну а тогда по связям обошлись сносно. Как, бывало, наденет на совещание… Морда лошадиная, пальцы все в кольцах и в любовниках держала такого же вот молодца, мальчишку, – Ольга Аркадьевна, придерживая руль одной рукой, потрепала Алексея Хохлова по затылку. – Нет, ты у меня, конечно, лучше. Ты вообще особенный. Но как же ей тогда все наши телки завидовали… Я-то уж развелась тогда со своим… Кешка у меня на руках остался, мать больная, парализованная. Крутиться много приходилось, из кожи лезть. А как в директрисы Замоскворецкого мосторга попала, как назначили меня, то… Малость полегче нам тогда стало. А потом и совсем легко. Карты так, что ли, легли… Достаток как пришел, так и остался в нашем семействе.