Вдруг чья-то рука впилась мне в плечо. Я вскрикнул и попытался сбросить ее, но она держала крепко.
− Ты откуда здесь, стихийный? − Спросил строгий голос.
Отчего-то я сразу понял, что этот человек одного вида с тем зеленоглазым, пусть они были совершенно не похожи. Этот выглядел старше и серьезнее, хотя и у него было лицо человека без возраста. Я так и не понял, как он подобрался ко мне, я определенно не слышал ни шагов, ни шелеста травы.
− Я задал тебе вопрос. − Он встряхнул меня, пальцы сильнее сжали плечо. Серые глаза его были холодны.
− Я не… Я не знаю… − С трудом выдавил я.
− Скайн, это мое! − Раздался вдруг веселый голос.
− Твое? − Он, наконец, отпустил меня и резко развернулся.
Зеленоглазый мужик − и откуда только он взялся, направлялся к нам.
− Ну да. Он у меня пока совсем неуправляемый. Я разберусь.
− Ему нельзя быть здесь…
Почему-то дальше память моя обрывается. Смутно помню, как они спорили и как я робко попятился назад в надежде, что меня не заметят. Помню, как закричал, точно меня режут, стоило зеленоглазому прикоснуться к моей руке, и что он лишь спокойно прокомментировал, обращаясь к своему собрату, мол, этот-то вообще по жизни припадочный. А очнулся я уже в своем мире. Я стоял на дороге, промокший и покоцанный, а вдалеке виднелась автобусная остановка.
Зеленоглазого уже не было, но, когда я добрался до павильона и без сил рухнул на скамейку, в ушах вдруг прозвучал его голос.
− Поезжай в Тьярегорд, слышишь?
Я замотал головой, пытаясь отбросить наваждение. И вместо Тьярегорда отправился в совсем другую сторону. В другую дыру. Вышел почти наугад, когда уже не мог больше трястись в воняющем газом автобусе, цапнул буклетик в местном газетном киоске, отыскал самый дешевый хостел… Определенно не стоило слушаться Зеленоглазого. Я ведь все сделал правильно, да? Заткнул голоса в голове и попытался опять начать новую жизнь в новом месте.
Вот только мой временный приют завтра сровняют с землей, а я вновь проснулся «не сюда». Комната и спящая на кровати Улле казались какими-то расплывчатыми, точно под водой. Я окликнул девушку − она даже не пошевелилась. Так и должно было быть, наверное. Потянулся, сел. Нет, на кровати не осталось лежать мое бренное тело, как это бывает при внетелесных путешествиях − я читал о них. Нет, в моем случае в прекрасной стране Шизляндии мы с моим телом и сознанием были вместе. Прямо не разлей вода.
Ну надо же, второй раз за месяц. Такими темпами я сдамся и отдамся на волю белых халатов. Правда, сейчас я не чувствовал страха или беспокойства. Может, оттого что я оставался там же, где заснул? Мягкий свет манил меня в коридор, и я пошел, зябко подгибая пальцы. Пол казался более новым, чем я помнил. Как и стены − штукатурка еще не облетела.
Играла музыка, где-то далеко-далеко. Она манила к себе. Казалось, оттолкнись я ногами от земли, этот едва различимый голос подхватит меня и понесет вперед. Мне ужасно хотелось так сделать. Но я продолжал идти. Спустился по лестнице, стараясь не наступать на бутылочные осколки − их вроде бы стало еще больше. Вышел к подвалу, чьи решетчатые двери в обычное время были крепко-накрепко закрыты, обмотаны цепью с замком, а тухлый запах отбивал всякое желание соваться туда. Но сейчас дверь − одна и деревянная − была приветливо распахнута. Из-за нее разливался мягкий пульсирующий свет. И голос.
Есть на свете человеки,
Бескрылые чайки и дети навеки,
Им не очень-то условный мир этот нужен,
А еще, а еще душа у них снаружи…
Никогда не слышал раньше этой песни. Странные слова ее будто что-то разожгли во мне, страшно хотелось узнать, о чем пойдет речь дальше. Душа снаружи… Это же должно быть очень неудобно − она видна всем, и друзьям, и врагам? А вдруг кто-то захочет похитить ее? Или просто дотронуться грязной лапой?
И каким же был удивительным этот голос! Высокий и чистый, принадлежащий, несомненно, кому-то совсем молодому, но в нем было столько печали, будто певший держал на себе тяжесть целого мира уже не первое столетие.
Меня даже не напрягло, что вокруг было столько людей, хотя я так шарахался от каждого встречного на той стороне. Сейчас это было неважно. К тому же, они не замечали меня. Подняв руки, толпа раскачивалась в стороны. Кто-то сидел на диванчиках, расставленных по периметру помещения, парами, склонив голову друг другу на плечо и внимая. Я вспомнил рассказ Улле. Вероятно, я попал в тот самый клуб. В прошлое этого хостела. Такого со мной еще не случалось.
Сцена была низкая, сделанная из нескольких паллет, так что группа стояла практически вровень с публикой. Зал не очень-то хорошо подходил для выступлений − вытянутый, неправильной формы, с множеством закутков. Но музыка долетала всюду, окутывая и унося на своих волнах.
Вокалист совершенно не оправдал мои ожидания. Я представлял его этаким эфемерным созданием, но то был огромный парень, накачанный и лысый, точно колено. В жизни не представлял, что у такого здоровяка может быть такой голос. Глаза его тоже не подходили к внешности − темные и грустные, похожие на глаза какого-нибудь ночного животного. Руки, что цеплялись за микрофонную стойку так, будто в ней была его последняя опора, украшали татуировки − загадочные линии и треугольники, издали напоминающие колючую проволоку.
Он пел, запрокинув голову, отрешившись от всего и в то же время будучи повсюду, с каждым зрителем, на сцене, в тусклом прожекторе, на дне бокала с коктейлем, ясным как слеза. Я не мог размышлять, куда меня занесло, на шабаш призраков, или же в чье-то воспоминание. Я, как и все вокруг, тонул, растворялся в этой песне.
Снаружи душа сияет так ярко,
Манит к себе, обещая подарки,
Греет и светит теплом своим жарким,
И потому каждый хочет, конечно,
Душу потрогать у человека,
Что как чайка бескрылая, ребенок навеки,
Он будто сразу всем очень нужен,
С душою своей, той, что снаружи…
Я так и думал! Все хотят облапать чужую душу. Такие люди, верно, очень уязвимы. Недаром они «бескрылые чайки».
Люди в зале раскачивались, махали руками в такт песне. Раскачивался и я, неосознанно. Почему-то эта песня сильно задела меня за живое. Точно это было послание лично мне. Мне очень хотелось узнать, как живется с душой снаружи. Есть ли щит, способный укрыть ее от алчущего мира? Кто они такие, эти люди? Альтруисты? Творческие личности?
Но песня продолжалась, и в ней не было ответов на вопросы. Все точно впали в транс. Мне хотелось оттолкнуться от пола и воспарить. Это казалось вполне возможным. Люди качались, тоже будто готовые упорхнуть. И я качался, качался. Может, это продолжалось всего несколько минут. А может быть, вечность. А потом мы и правда взлетели. Все, кто был в том зале. Взлетели и вознеслись в космос. Туда, где царила непроглядная тьма. Мне хотелось разыскать того вокалиста, выпытать у него все про людей с душой снаружи.
Но никого не было вокруг. Была только непроходимая тьма и холод. Босые ноги вдруг наткнулись на бетон…и осколок стекла.
Где я? Неужели?
Этот кислый затхлый запах…
Этот гул…
Эти отдаленные голоса…
Я бросился к источнику звука.
Нет, только не это.
Все вернулось на круги своя. Это вновь хостел, старый хостел, который вот-вот сровняют с землей. Это вновь тот грязный подвал.
Решетчатая дверь с замком и цепями тоже на месте.
Только в этот раз я стоял за ней. Со стороны подвала.
========== Часть 1, глава 8 “Демонтажники и мертвые рок-звезды” ==========
− Не пойму, он уже свалил, что ли? – Услышал я недоуменный голос Улле.
− Да не, этот бы гитару не бросил, − Уверенно ответил ей Шу. Ну надо же, дуется, однако меня все же успел изучить неплохо.
− Шляется где-то… Вот вообще не моя проблема. Хочешь, сама ищи его.