− Интересно, а в честь кого из них назвали тебя?
− Хотелось бы, чтобы в честь Э. Одиннадцатого. Парень просто хотел исчезнуть. Даже успел сесть на поезд… Он любил музыку. Но он был тоже членом этой семейки, повстанцам этого оказалось достаточно. Но… Э. Предпоследний не был самым популярным персонажем в Виррах.
Давно я не обращался к этой теме. А в детстве, помню, чуть ли не ревел, читая о юном короле, что хотел только свободы. О единственном, похоже, нормальном человеке в этом семействе. О нем упоминали вскользь, как о «невинной жертве террора». Кое-где встречались заметки о его слабом здоровье, и было похоже, что молодой король тоже не избежал безумия. Кое-какие факты намекали на то, что у него было своего рода расщепление сознания. В песне на его счет проходились в особенности жестоко. Поэтому я не допевал ее до конца. Думаю, я бы не так ненавидел свое имя, если бы меня назвали в честь него.
Но нет. Скорее всего, то был Эстервия Восьмой. Наш благодетель. Это он основал Вирры. Это он добился, чтобы наш край стал закрытым, чтобы мы могли спокойно вариться в собственном высокородном бульоне инцеста и безумия. Упорный он был. Один подбородок его чего стоит.
Я вдруг понял, что залип, устремив взгляд в никуда. А Шу, подумав, выдал:
− Да не, наверное, в честь принцессы! Ну, той, у которой была библиотека…
Я подцепил с земли горсть первого снега и с удовольствием запустил ему в ухмыляющуюся рожу.
На самом деле я был благодарен ему. Впервые мне казалось, что мое сходство с инфантой Эстервией Эйллан — это забавно. Не ужасно, не позорно, а именно забавно. Что мой вирровский говор — это тоже забавно и не более того. Что эта часть моей биографии не более чем занятный факт. Не клеймо, не печать, просто некая данность. Над ней можно было подшучивать и смеяться. Все всегда воспринимается проще, если подойти к этому с иронией. Я этому только учился.
Следующие два квартала мы пели про двенадцать королей и королев. Отдали должное фольклору и даже обогатили его. Мы постоянно импровизировали, добавляя новые строчки, приплюсовывая то одной, то другой персоне очередной пикантный пунктик.
Вот только ноги и вино завели нас куда-то не туда. Ньютом был коварен − стоило зазеваться, и ты оказывался в абсолютно незнакомой местности. Улицы петляли и приводили вовсе не туда, куда ты собирался. Вот и сейчас перед нашими глазами предстал зловещего вида промышленный склад. Как, откуда? Только что же шли вдоль реки! А тут вдруг ржавые контейнеры, исписанные граффити, мусор, ряды поставленных друг на друга паллет, корявые постройки из фанеры.
В моей голове точно всплыли слова из атласа для туристов. «По возможности избегайте районов на окраине города, верфей и складов, это сосредоточения преступных и маргинальных элементов». Песня замерла на губах. Я остановился и ткнул Шу кулаком в бок: заткнись, мол. Мы растерянно огляделись по сторонам. Мы, оказывается, успели забраться довольно далеко.
− Сюда идут, − одними губами произнес мой приятель.
Я уже и сам слышал. Плохо было то, что шаги раздавались как раз со стороны отступления.
− А че это тут у нас? − раздалось именно тем тоном, после которого становится ясно: проблем не избежать.
«Если вы все же забрели в такое место, постарайтесь как можно скорее покинуть его».
Люди, которые пишут эти советы, такие забавные…
«Преступно-маргинальных элементов» было шестеро. Все было на месте: и спортивные костюмы, и гнусные ухмылки на рожах, и поблескивающие в темноте цепи. Ни одной детали не было упущено. Со стороны складов вдруг раздался короткий вскрик, затем удар и матерная брань.
− Че примолкла-то, красотка? Откуда к нам такая? − «элементы» подобрались ближе.
− А ты че так зарос? На парикмахера не хватает? − лысый «элемент» покосился на Шу и смачно сплюнул на асфальт.
И понеслось. Я взглянул на Шу и попытался передать ему взглядом сообщение. «Молчи, умоляю, только молчи».
Идти на сближение как можно спокойнее. Не отвечать, не реагировать. Не дать им раззадориться до драки.
− Цыпа, чего молчишь? − кто-то сцапал меня за локоть. Я молча вывернулся. Другой парень потянул Шу за волосы. Третий толкнул его в грудь. Я мысленно молил, чтобы Шу продолжал идти вперед, но такого, конечно, он уже не смог спустить. «Элемент» получил в челюсть и отшатнулся назад. Секунда растянулась на целую вечность, а потом время вдруг вновь ускорилось. В следующее мгновение двое уже заломили ему руки.
− Девку держите! − распорядился тот, кто получил в челюсть, хватая воздух ртом. А затем он разбежался и несколько раз пнул Шу в живот, затем в пах.
Оставшиеся развернулись ко мне. А я по-прежнему держал в руках бутылку из-под вина.
Может быть, если бы я не сделал этого, нас бы оставили в покое, наваляв для порядка за «неуставный» облик. А может быть, и нет. Я не успел подумать. Потому что, если бы я не разбил клятую бутылку о голову первого же человекообразного существа, что до меня добралось, случилось бы другое. Слишком свежи были воспоминания о том неудачном автостопе.
Я знал, что будет дальше. Грубые руки, бесцеремонно лапающие тебя, тяжелое зловонное дыхание в лицо, паскудные шуточки… А потом они заметят что-то. Отсутствие груди или же кадык. И вот тогда они еще больше разъярятся. И вот тогда дело уже не закончится профилактическим мордобоем.
Чем примитивней люди, тем больше они любят рамки. Кто как должен выглядеть. Кто нормален, а кто нет. Чем примитивней люди, тем болезненнее они воспринимают любое расхождение с этими самыми рамками. А вопросы пола всегда самые болезненные…
Мы, к счастью, не успели их коснуться. Тело с окровавленной башкой осело наземь. Мне следовало бы оставить розочку при себе, но она выскользнула из окоченевших пальцев и раскололась об асфальт.
− Ах ты сука! − услышал я и сразу получил сильнейший удар в ухо. Весь мир завертелся. Я упал, и несколько пар ног, обутых в эти гнусные туфли с подбитыми железом носами, тут же окружили меня.
Теперь я захотел, чтобы тот, другой Эсси проявился. Чтобы разметал всю эту компанию по окрестностям. Но нет, сейчас он скрывался. А ведь я в первый раз хотел, чтобы он пришел. Я был в ярости. Эти твари нарушили мой хрупкий оазис, растоптали с таким трудом выстроенную зону комфорта. А я ничего уже не мог им сделать, не мог помочь своему другу. Мир по-прежнему вращался, в голове звенело. Пальцы согнулись бесполезными крюками, ими я тщетно пытался закрыть лицо.
И тогда единственное, что мне оставалось, это орать. Голосить, точно сирена. Не звать на помощь, просто орать так, чтобы барабанные перепонки всех присутствующих полопались от этого воя.
Я заткнулся лишь тогда, когда услышал, что этому вою вторит настоящая сирена. Полицейская. И что подонки спешно разбегаются в разные стороны, за исключением того, которому я врезал бутылкой. Он валялся на асфальте, что-то мыча. Я знал, что мог убить его, и был все же рад, что не сделал этого.
Шу лежал неподалеку, хватая ртом воздух. Мне с большим трудом удалось добраться до него − улица все еще кружилась и порой рука моя не касалась Шу, а хватала воздух. Еще большего труда стоило поднять его на ноги. Пальцы по-прежнему не сгибались, приятель мой был абсолютно неподъемен. А сирена вопила все ближе и ближе. Лишь в последний момент нам удалось встать, и, шатаясь, скрыться за башней из паллетов.
− Чувак… Иди, прошу тебя! − умолял я.
Шу, казалось, совершенно не осознавал происходящего. У меня пошла кровь из носа от усилий, и не было даже сил стереть ее. Мелькнула на секунду мысль сдаться, рухнуть без сил, и пусть дальше меня хватают, арестовывают, да хоть расстреливают. Только бы больше не нужно было бежать и скрываться. Но Шу зашевелился, и мы все-таки побежали. Пригибаясь, согнувшись почти пополам, шатаясь, петляя точно крысы. Мы все бежали и бежали, пока не свалились замертво в каком-то переулке. И когда кровавая пелена перед глазами спала, я увидел вдалеке огни нашей улицы.