Одновременно так далеко и так близко. Но ведь негоже помирать, когда спасение уже рядом? Мы сжали зубы и пошли. По щекам катились слезы. Кровь под носом смерзлась, рот наполнился железистым вкусом, дышать становилось все тяжелее. Я гадал, как у нас получится управиться с ключами, ведь руки онемели до полной потери чувствительности. Но, к счастью, у подъезда стояла девушка-администратор и курила. Та самая, которую мы между собой прозвали «Госпожа Безысходность».
− Мы… − выдохнул я.
− Просто упали! − поспешно вставил Шу, и мне захотелось накрыть лицо ладонью.
Госпожа Безысходность затянулась и отрешенно взглянула на нас. Казалось, наш видок совсем ее не шокировал.
− Мы сегодня внесем оплату на неделю, − добавил я.
Она покачала головой.
− Не выйдет.
И только я собрался заверить, что наш помятый вид вовсе не отражает духовно богатый внутренний мир, и что мы вовсе не вляпались ни в какие неприятности, как она продолжила:
− Хостел закрывают. А здание сносят к хренам. Завтра к одиннадцати всем надо съехать.
Я раньше часто представлял себя на месте молодого короля. Того, который Э. Одиннадцатый. Каково ему было, когда он уже запрыгнул на подножку вагона уходящего поезда, услышать выстрел в спину? Когда свобода уже была так близка?
Сейчас я тоже словно услышал выстрел. Мы не могли, просто не могли найти себе другое место. Этот тараканий приют был самым дешевым в городе.
− Демонтажник пришлют еще… − зачем-то добавила наша мрачная хозяйка.
Прекрасно, просто прекрасно. Пусть и меня тоже сравняют с землей и все это, наконец, завершится. Достойная кончина для потомка двенадцати королей. Смерть под экскаватором. Из этого вышла бы отличная песня.
И, чтобы жизнь нам не казалась медом, с неба посыпался колючий снего-град.
========== Часть 1, глава 6 “Я не останусь” ==========
В отеле Шу сложил с себя все полномочия, завалившись на койку и отвернувшись лицом к стене. Я предлагал ему и эластичный бинт, и пакет мороженых грибов − минимизировать неизбежные синяки, но он лишь отмахивался и бурчал что-то нечленораздельное. Возможно, он из тех, кого в таком состоянии лучше не трогать. Тогда они полежат и сами оживут. Но я смутно чувствовал какой-то напряг между нами. Непонятный и оттого особенно раздражающий.
В комнате мы остались одни, очевидно, остальные разъехались, решив не дожидаться сноса. И мне бы сесть и поразмыслить, что нам теперь делать и куда податься, но я не мог.
Давно у меня не было того, кого я бы мог назвать другом. И потому мне было совершенно не по себе, ведь раздражение, витавшее в воздухе, было почти осязаемым.
− Сильно тебе досталось? Может, это, врача…
Шу раздраженно усмехнулся. И ничего не ответил.
«Врача!» − Я будто слышал его невысказанные мысли. − «Ну конечно, у нас же полно денег! Или сил, чтобы дотащиться до бесплатной клиники. И нас вот прямо ни разу не сочтут подозрительными».
Ему так хреново? Или же он расстроен, что нас вышвыривают на улицу? Что я был так бесполезен в потасовке? Может, он винит меня в этой драке? Что же, он в чем-то прав. Я точно притягиваю неприятности по жизни.
В опустевшей комнате было очень неуютно. Из коридора тоже сквозило отчаянием и обреченностью. Но эта обреченность не отталкивала меня, а точно манила к себе. Что же… Я последовал на зов.
Безысходность не собирала свои вещи в большую коробку, понурив голову, не плакала, словом, не делала ничего такого, что полагается делать людям, потерявшим работу. Она просто сидела, уставившись в монитор. Руки неподвижно лежали на столе, одна безотчетно сжимала мышку.
− Ты еще здесь. − Не вопрос, но констатация факта.
− Мне больше некуда идти.
Она безразлично пожала плечами.
− Может быть… Ты знаешь какой-то другой хостел? Может, у тебя есть знакомые?
Она медленно-медленно помотала головой. Движение было едва уловимым, будто она не желала тратить на меня слишком много усилий.
− А как же сочувствие и готовность помочь? Это же главные качества сотрудника сферы гостеприимства?
Слова из анкеты о приеме на работу в одном затрапезном отеле, в который меня, конечно же, не взяли.
Она раздраженно дернула плечом, будто отгоняя муху.
— Вот там и спроси. В сфере гостеприимства… Уверена, бродяге вроде тебя там очень обрадуются.
− Я не бродяга. Я − мальчик из очень хорошей семьи. Чертовски богатой… Родня отреклась от меня, но настанет день, когда я верну все, что мне причитается! И тогда я буду очень щедр к тем, кто был добр ко мне в годы невзгод и скитаний…
Она даже не улыбнулась.
— Вот тогда и приходи. Уже с наследством.
И я завелся. Такое происходило каждый раз, когда кто-то проявлял ко мне равнодушие. Я его не выношу. Гораздо лучше, когда на тебя орут. Когда ты раздражаешь кого-то, даже бесишь. Конечно, самое приятное, когда народ все-таки расположен и открыт. Но лучше негатив, чем спокойные, ничего не выражающие лица! Чем это едва заметное пожимание плечами!
Это все довольно нездорово. Мозгами-то я прекрасно понимал, в каких случаях лучше не привлекать к себе внимание. Я старался, правда, старался сливаться с толпой. Выбирал одежду блеклых невзрачных тонов, натягивал капюшон или шапку на глаза. Но рано или поздно мой язык принимался болтать. Нести атомную чушь.
Или взять вот музыку. Если уж я начну петь, то, будьте уверены, разойдусь, да как пойду голосить! Аплодируйте, ну, или вызывайте полицию, это уж как вам угодно. И пусть голос разума взывает ко мне, я прислушаюсь, чтобы уже в следующую секунду вскочить и завопить:
«Безумный злобный мир, вот он я! И что ты мне еще сделаешь, а?!»
Безысходность была крепким орешком. Спокойно выдержала мой долгий взгляд. Вновь уткнулась в компьютер.
− Что, смотришь вакансии? Если ты поешь, то можешь присоединиться к нам с Шу. Можешь и не петь, в принципе… Можешь просто отплясывать с бубном, задорненько так. А ты поможешь нам найти жилье. Люди должны помогать друг другу!
Она не реагировала, даже не послала меня куда подальше. Но я был не намерен сдаваться. К тому же… Недаром я почуял то отчаяние, что заставило меня выйти из комнаты. Как правило, именно его прячут под столь надежной броней из мнимой апатии. Уж я-то знаю.
Я всмотрелся в экран за ее плечом. Для этого мне пришлось обойти стойку, внаглую вторгнуться на запретную территорию. В приличных отелях у администраторов есть под рукой электрошокер как раз для таких, как я.
Но у нее был свой способ обороны. Абсолютная индифферентность. От такой любой похотливый неадекват бы сбежал. Пошел бы искать более отзывчивую жертву. Но то не я. Я − другой неадекват.
На экране были всего лишь старые городские фотографии. Наверное, пятидесятилетней давности − краски приглушенные, точно выгоревшие на солнце. Присмотревшись, я узнал и театр, и посольство. А вот аккуратное, только что отштукатуренное здание между ними не сразу. Впрочем, даже в те времена нельзя было сказать, что оно радовало глаз. Среди всей этой старинной классической архитектуры это белое пятно смотрелось совсем не в кассу. Но, очевидно, моя несговорчивая знакомая так не считала.
− Оу, − протянул я, пытаясь поддержать разговор. − И они сносят такую красоту! Историческое наследие! Куда катится мир…
Она впервые подняла на меня глаза. В них вполне отчетливо читалось «какой же ты идиот».
− Кстати, а что здесь было раньше?
− Морг.
Я хихикнул, но увидел, что она вовсе не шутила. До чего удивительный город! Так и вижу, как заезжие дипломаты и актрисы из окон своих номеров и гримерок наблюдают за поступлением свежих жмуров.
− Извини, конечно, но что тебя связывает с этим, хм, памятником архитектуры?
Она подперла кулаком щеку, устремила взгляд в пространство.
− Потом здесь был клуб. – Здесь она надолго замолчала, будто считая объяснение достаточным. Молчал и я, выдерживая паузу. Мне казалось, что я нащупал нерв и вот-вот подберусь к самой сути.