— Эта собачка? — насмешливо спросила рыбачка.
— Какая собачка? Нет здесь собачек! Терпеть не могу я собачек! — резко выкрикнул тот, кто сидел во мне.
Женщина хлопнула дверью.
Поведя шеей, как бы вытягивая ее из слишком тесного воротника, я обернулся.
Оскалив мелкие зубы, трясясь от бешенства и потявкивая, жена зыркала своими углистыми пуговками из-под обшарпанной табуретки. И имя этой собачки — Ассоль?
В один этот миг все изменилось, я увидел себя — одинокого, всеми покинутого. Яхта без команды, парусов и руля, затерянная в штормовых океанских просторах!
И только горели углями два злобных глаза-огня!
Рука моя нащупала костяную рукоятку старинного кортика. Стальной тяжелый клинок. Большим пальцем я стянул с него за спиной ножны…
Нет, он ее не прикончил. Эта возня, эти похоронные хлопоты, этот суд… Эти дети-сироты…
И он не развелся. Эти, знаете, хлопоты, этот суд, эти дети…
И он не повесился. Эта веревка, вы понимаете, этот крюк… эти сироты…
Ресторан «Детские грезы». Записки упавшего
У Коляныча папа — мыслитель.
Часами размышляет о каком-нибудь дверном шпингалете. Ничего такого особенного, по справочнику — просто задвижка, состоящая из гнезда и обоймы, в которой размещен передвижной стерженек; обойма крепится к двери, гнездо размещают в дверном косяке… но! Но как заставить сей сверкающий стержень впрыгивать под скобу, если ты действуешь изнутри, в то время как шпингалет пришпандорен снаружи?
Папа скрывается в ванной и то действует скрюченной проволокой, то манипулирует тонкой бечевкой — все безуспешно.
— Ты согласна, что для этого требуется размышление? — раздается глухой голос из ванной.
— Согласна! Согласна! Ах, со всем я согласна! — отвечает жена.
— Если согласна, то отчего «ах»? — мгновенно взрывается папа. Выходит из ванной. И так безмерно устал, а тут еще это кислое, это мимоходное «ах».
— Ах, согласна, что для этого требуется размышление! — просто отвечает она. — Согласна, что ты — мыслитель! — заглядывает мужу в глаза. — Ах, со всем я согласна! — такая пухлая немолодая блондинка, на мой взгляд — обыкновенная образцовая мама, по мнению папы — красавица. — Однако, мыслитель, не пора ли тебе на собрание в школу?
У папы возникает желание издать какой-нибудь грохот, но, но… жена так прелестна в своем коротком цветастом халате!
И он опускает в карман плоскогубцы.
— Приглашали отцов! Согласись, что это само по себе уже удивительно! — хлопает мама ресницами. — Приглашали отцов только мальчиков! — она делает большие глаза. — Согласись, милый, — делает паузу, — что у этой Тигрицы странные прихоти!
Историчка — Тигрица по прозвищу — наша классрук. Прозвище это ей придумали папы: есть, говорили они, в ней что-то пламенное, затаенное, жаркое.
А мамы находили Тигрицу коварной.
— Нет-нет, у нее странные прихоти! — повторяет мама Коляна. — Какое-то маниакальное — гм-гм! — пристрастие к противоположному полу!.. Только отцов! — все повторяет она.
У папы пропадает желание издать какой-нибудь грохот.
Издав то ли всхлип, то ли кхек, то ли что-то еще горловое, папа, мурлыча, направляется к вешалке.
Карман невысокий, плоскогубцы большие. Забытые, они тяжело свешиваются из кармана. Мама, пораженная изменением в папе, сверлит их взглядом.
— А на обратном пути, милый! — кричит ему, измененно-мурлычащему, — зайди, будь любезен, в овощной магазин! У нас нет моркови! Капусты!.. Картошки!.. И лука!
Это только так называется — плоскогубцы. На самом-то деле губы у них хоть и плоские, но с мелкими такими зубцами. Когда плоскогубцы ныряют вниз головой из кармана, их пасть раскрывается, и папа орет.