- Что по результатам расследования и было сделано, - сухо констатировал хозяин кабинета. - Более того, не дожидаясь результатов по Владимиру, Воронежу, Липецку, я приказал после визита Судьи, выживших немедленно отпускать. Ты же все бумаги на меня в госконтроль пишешь... А там - Всеволод...
Да и не один он, Судья. Несколько их, Иван.
- Да как так?!
- А вот так. Был - один. Теперь - пятеро. Сколько будет через полгода - затрудняюсь сказать. Зато экономисты испытывают чистый, можно даже сказать, детский восторг.
- Было бы чему радоваться, - буркнул Иван Александрович.
- Так есть! - радостно ответил Лаврентий Павлович. - Ты же знаешь, сколько по самым осторожным оценкам, в Москве и Петербурге уголовников.
- Приблизительно сто двадцать - сто тридцать тысяч.
- Правильно. А теперь представь, что их не стало.
- Как?! Всегда они были и всегда будут, - уверенно ответил вареный в трех щелоках генерал.
-Пока - просто представь, - хладнокровно оборвал его хозяин кабинета.
- Ну, представил, - страдальчески сморщив лицо, что должно было изобразить крайнюю степень скептицизма, ответил Иван Александрович. - Участковых можно сразу распускать. Следствие, прокуратуру - туда же. Тишь, гладь, спокойствие. Да мы всем министерством нужны не будет. Вообще!
- Правильно мыслишь, но это только одна сторона вопроса. А есть ведь и экономика. Специалисты подсчитали: уберем преступность - считай, сможем гражданам сразу раза в три-четыре зарплаты поднять. Без всякого, заметим, ущерба для государства.
Президиум проблему рассмотрел. Завтра по нашей просьбе в Москву прибудут трое, а в Ленинград - двое Судей. И пойдут гулять по городу. Квартал за кварталом. Пока - больше не имеем, а жаль. Нам бы их в каждый областной центр хотя бы.
- Да какое вы имеете право призывать этих, неведомо откуда взявшихся монстров?! - посерев лицом, выпалил Серов. - По городам, где прогулялся Судья, некомплект партийных и советских работников - 80 процентов! Это террор, Лаврентий. Более того, это - геноцид, какого История еще не знала!
- А ты думал что, дорогой? Революция на одной шестой части суши - это как лобио кушать? - саркастически осведомился Лаврентий Павлович.
Лицо Ивана Александровича, превратилось в подобие алебастровой посмертной маски. Захрипев, он схватился за левую сторону груди, и рухнул на пол. Спешно прибывший дежурный врач констатировал смерть.
- Вот я и говорю, - повторил Лаврентий Павлович. - Это вам не лобио кушать, ребятки.
.
.
.
.
Острогожск. Вечером того же дня.
- От Солдатского, сам знаешь, какая гора начинается.
- Да, знаю, как не знать. Жуткий, обледенелый подъем, да еще и с левым поворотом.
- Ну вот, еду я, по сторонам поглядываю, и вижу: пацана пурга застигла, а до жилья далековато.
- И что?
- Остановился, подобрал.
- Ну и правильно. Любой бы так. Только подъем там -не притормозишь.
- И я ... так. Что до подъема, так это ерунда. В Солдатском я цепи одел. Но это был - Судья!
- Ну и что? Ты же ведь жив?
- Как видишь, только вот, себя не чую и столько передумал да вспомнил, словами не описать. Все вспомнил. Что помнил, и что не помнил! Злой он был, этот парень, и видно было - устал.
- Что устал, понятно. Что злой, неудивительно. Вот представь, Петр Иванович, заставили тебя день за днем в дерьме ковыряться. Как оно тебе?
- Да никак. Понимаю. Я его на Карла Маркса высадил, где церковь Тихона Задонского.
- Что, сам попросил?
- Ну да, тормози, говорит, раб божий. Прогуляюсь я тут у вас.
- А скажи, коли не секрет, о чем думал?
-А про Аньку, на которой жениться обещал, да так и не собрался. Грех, конечно, но получается, простительный. Хотя стыдно, не без того. Надеялась она сильно.
- Мне, конечно, с Ним не встретиться, не каждому везет, но вот скажи, он спрашивал что? Как оно было-то, вообще?
- А никак. Не спрашивал. Молчал, кривился, в окно смотрел. Думаю, у него это само собой выходит, иначе рехнуться можно, с каждым говорить. Я себя сам тиранил. От Солдатского с полчаса езды, а думал - жизнь прожил. День за днем, минуту за минутой.
- Что, страшно?
-Да нет, тут другое. Привиделось, будто я - не я совсем, а кто-то старый и ко всему безразличный, словно Натан из юрконторы.
- И что?
- Да не перебивай! Я и так собьюсь. Привиделось, что еще бы миг, и я сказал бы себе: 'Исчислен и найден слишком легким'! Убей бог, не представляю, что это значит! Но чувствовал - если что не так - не жить мне.