Валентин был с ним полностью согласен. Жестко, но пусть так и будет. Диктатура совести взамен диктатуры пролетариата - это негуманно, но один раз. Следующим поколениям будет намного легче.
Слова радостного Мещерского:
- Подлецов, извращенцев, педофилов, воров и разбойников наши дети будут изучать чисто умозрительно, по материалам учебных экспозиций. И лишь для того, чтобы не оплошать при встрече. Ради такого стоило жить!
Сутки непрерывного, безостановочного пути по городу, родному до последнего булыжника в просевшей за долгие годы мостовой, но вдруг превратившемуся в цепь опаснейших ловушек - все это Холодов запомнил не по отчетам.
До сих пор слегка подрагивали руки от тяжести двух ТТ, что, казалось, срослись с ними. В глазах вновь и вновь разворачивались картины, как из подворотен раз за разом выскакивали автоматчики, пытавшиеся остановить хрупкую девушку в белом платье, идущую по замершим в страхе и ожидании заснеженным улицам.
В них пытались стрелять из окон, подвалов и чердаков. Кидали гранаты и пытались резать пулеметным огнем. Не удалось. Вместе с вверенным ему подразделением он в очередной раз исполнил невозможное.
Великий Город сдался, и тихо лег под ноги, жалуясь на века несправедливостей, покореживших его душу.
.
.
Оставив за спиной невозмутимого сфинкса, Андрей спустился вниз по засыпанным снегом ступеням. К воде. Впрочем, это было бы летом - к воде. А так - из сугроба в сугроб. Знаменитые гранитные набережные серым зимним днем смотрелись уныло.
На нижней ступеньке, обхватив себя руками и нахохлившись, будто ворон на ветке, сидел человек, которого он искал. В снегу торчало горлышко выпитой бутылки. По мере приближения становилось слышно неразборчивое бормотание.
- Пойдем, Хуан. Нас ждут, - тихо проговорил Андрей и слегка встряхнул друга за плечо, не обращая внимания на прерванный монолог.
- Да отстань, - недовольно дернул корпусом Хуан, сбрасывая с плеча руку.
- Пошли, говорю. Сопли потом распускать будешь.
Хуан медленно поднял глаза к серому, сыплющему мелкими, невесомыми снежинками небу, и с мукой в голосе спросил:
- Ну почему всегда так?! Мечтаешь о прекрасном будущем, выводишь логически безупречные математические модели справедливости и всеобщего блага, но итог всегда один и тот же. Наступает момент, и ты вынужден идти в будущее по колено в крови.
- Поднимайся и пошли. А по дороге подумай, можно ли было по-другому.
Хуан тяжело встал, покачнулся, ловя равновесие. Устоял. Ветер бросил в лицо горсть снежной крупы. Сосредоточенно посмотрел на Андрея, и усмехнувшись, сказал:
- И все-таки, Андрюша, я чувствую себя ассенизатором.
- А мы и есть это самое. Пошли, простудишься!
- Аркадий Львович! - радостно приветствовал одного из немногих своих уцелевших завсегдатаев метрдотель. Ресторанный зал, в лучшие переполненный, теперь многолюдьем не отличался.
Предводитель халдеев радостно суетился, всем своим видом показывая, что уж не знает, куда и усадить дорогого гостя. Но в промежутках между салатиками и горячим все-таки не преминул задать пару вопросом.
- А где молодой человек, что вас всегда сопровождал?
- Будет другой. Потом.
- Вы-то как?
- Так ничего хитрого - ответил человек, опрокидывая в рот рюмку водки и деловито заедая ее анчоусами. - Хотя и не твоего ума это дело, дорогой. Я сосредоточился и объяснил.
- Что, позвольте спросить?
- А то, что связи и деньги - всего лишь инструмент, лично мне ничего особенного и не нужно. А вот ребятишкам приютским - многое!
- И прошло?!
- А как же?! Я ж не врал.
Москва медленно оживала, и присматриваясь, продолжала дела, ведущиеся от начала времен.
Я не лучше и, надеюсь, не хуже других. Но вслед за Хмельницким мог бы повторить:
- Я маленький человек, но Он выбрал меня.
Да, именно так оно и было. Замыкая цепи подрыва там, я был готов к чему угодно. Скорее всего, к небытию. Пустоте. Но вышло совсем по-другому.
Неведомая мне Воля заставила возродиться в теле ребенка и приказала:
- Иди. Ты должен будешь идти, и делать, делать и делать.
Беда только в том, что никто не объяснил, куда надо идти и что делать, а прежние воззрения стали слезать с меня, как змеиная шкура на солнцепеке.
Сначала как дым растаяли иллюзии о сетевых сообществах, ранее представлявшиеся идеальными, а идея коммунизма при ближайшем рассмотрении оказалась пригодной лишь для клинических дебилов. Коммунизм всегда существовал в семьях и пребудет там вовеки. Но вот когда человек взрослеет, все оказывается чуть строже.