- Есть толк. Еще ничего не сделалось, из того о чем ты говорил. Тебе дана вторая попытка. По-другому все будет.
- Если сможем, батя. Кто мы, а кто - они. Понимать надо разницу.
- Должны смочь. А о крысах я еще все на фронте понял. В любом подразделении они бывают. Но надо сделать так, чтобы ни у кого не было и мысли о том, что у своих можно украсть и жить дальше. Вор остановиться не может, он будет красть всегда. Он перестает быть человеком, становясь гнилью в человеческом теле. И думает он уже не по-людски. Он думает о том, как убить бывших товарищей и скрысить все. Крыса в доме, в стране, в части - да где угодно - это смерть. Тебя и всех твоих. Я тебя понял, сын.
- Бать, а времени -то уже три часа. Давай, провожу. Мне все равно письмо отправить надо.
-Проводи, сына, не откажусь.
Пятиминутная прогулка по разбитой брусчатке Веселой Слободки. Нет, все-таки я родился и жил в хорошем месте. Если бы была возможность выбирать , то и в третий раз, и всегда, я бы выбирал для себя только эти места. Проводив отца до перекрестка, я повернул к почте. Провернувшись на оси, крышка синего ящика открыла узкую щель, и письмо мягко скользнуло внутрь.
Я шел и смотрел на город. Улицы мягко ложились мне под ноги, ветер играл с листвой не успевших пожелтеть платанов. Ласково пригревало солнце. В моем сердце больше нет ни боли, ни страха. Прошлое принято до конца и не имеет значения - значение имеют только сделанные в прошлой жизни долги.
Вы хотите сделать наш Город мертвым и населить его нежитью? А потом убивать и грабить, грубо, нагло и быстро, зная, что никто с вас не спросит? Вы хотите видеть бывших победителей, собирающих бутылки на мусорниках, скверы, замусоренные шприцами, девочек-проституток, развалины цехов, брошенные деревни? Вы надеетесь без боя усыпить великий народ, как будто это безнадежно больная собака или облезший от старости кот?
Это зря, господа. Вы ответите. Все. Это без вариантов.
Ах, вы думали что некому будет спросить? Но вот он я, вот мои близкие, скоро люди подтянуться , так что спросим.
19 Сентября 1952 года, пятница. Алан Бомбар на надувной лодке "Еретик" отправляется через Атлантический океан. У него все получится. Ценой собственного здоровья он докажет, что потерпевших кораблекрушение в большинстве случаев убивает не океан, а страх и неумение себя вести.
Я стою перед закрытою дверью учительской. Вдыхаю запах школы. Любуюсь пылинками, пляшущими в солнечном луче. Душновато. Огромные окна, составленные, как было модно в тридцатых, из небольших листов стекла, уже не открывают, так как по ночам холодно. А днем вовсю греет солнце. Юг все-таки.
Педсовет шумит, как камни в прибое. Из-за плотно прикрытой двери слышны возбужденные голоса. Двери тяжелые, звук гасят хорошо, разобрать можно только отдельные слова. Вот бубнит низкий басок директора, вот вступили высокие женские голоса. Меня то зовут, то выгоняют. Картина маслом: педагоги в когнитивном диссонансе.
Я вполне мог еще неделю не ходить в школу, но мы с мамой решили, что от этого проблемы сами не рассосутся. Пошли просить о домашнем обучении для одаренного мальчика и возможности сдачи экзаменов экстерном.
Директор школы, Николай Николаевич, был весьма колоритным дядей. Повадки неоспоримого лидера женского коллектива, блеклые, поросячьи голубые глазки, полувоенный френч из офицерского диагонального сукна и усы "под Буденного", которые, казалось, жили своей отдельной жизнью. Прочитав заявление, он долго молчал, а потом приступил к опросу, надеясь посадить самонадеянного юнца в лужу. Позже я узнал, что он преподавал физику в старших классах. А сначала просто обратил внимание, что он в основном, спрашивает по физике. Его усы сначала шевелились в предчувствии триумфа, а после моих ответов поникли, как спущенные флаги. Кажется, некоторых нюансов он не понял. Но понял главное - мальчик физику знает.
Через некоторое время выяснилось, что физику я знаю лучше Николая Николаевича. Моменты инерции он рассчитывать не умел и даже не представлял, для чего оно нужно. Потом, по одному, пригласили преподавателей математики, истории, географии, литературы. Я отвечал, стараясь держаться в рамках школьной программы. В маленьком кабинете стало душно и жарко. К тому же, пользуясь правом хозяина, Николай Николаевич так курил, что скоро под потолком стали плавать клубы сизого дыма и у меня запершило в горле. Я не выдержал и сказал: