- Княженка тоже умирать собралась?
- Типун тебе!.. Вся эта история со смертью последнего князя Лишани, а потом арестом и казнью его второй жены… слухи о том, что была она чернокнижницей и сгубила мужа… о том, что княжеские дети способствовали её разоблачению и наказанию… и о том, что перед смертью мачеха прокляла пасынков…
- Джевер Аджимер – не снимаемое проклятие?
- Так все же оно было?!
- Что было?
- Регис!..
- Где конкретный вопрос? Ненавижу женские недомолвки. И не люблю, когда у меня что-то выпытывают, а сами что-то замалчивают!
- Я не замалчиваю, Регис, - сказала колдунья. – Я сама пытаюсь понять, что именно не понимаю…Могло ли быть послано проклятие на детей князя Лишани, мешающее им благополучно вступать в брак?
- Теоретически, конечно, могло быть. Насколько я знал Мериамлу, проклятием Джевер Аджимер она владела мастерски.
- Посланное проклятие проявляет себя, не так ли? И ваш народ видит его след отчетливо, в отличие от людей?
- Естественно, - скучно сказал Регис. – Высшим вампирам, к роду которых я принадлежу, дана способность видеть проклятие на людях, ослабленных им, как на потенциальных жертвах. Однако я не имел чести быть представленным князю Вышеславу, чтобы оценить его на сей предмет…
- Зато ты сто раз ужинал у Златки!
- То есть ты хочешь спросить, не заметил ли я проявление какого-либо проклятия на княженке?
- Я убью тебя, Регис! Нет, хуже – подсыплю тебе приворотное зелье на козьей моче! – потеряла терпение Йеннифэр. – Ну, конечно же! Именно это! Почему мне не четыреста тридцать лет, как тебе?! Мы бы с тобою беседовали по полгода без ущерба для срока моей жизни!
Вампир выслушал бесстрастно и также скучно продолжил:
- На княженке Злате Лишанской ощущается действие проклятия Джевер Аджимер. Но самого проклятия на ней нет.
Йеннифэр уставилась на него. Потом медленно выпрямилась в кресле.
- И что это значит?
- Ты – колдунья, и этого ли не знаешь? Отраженное проклятие может действовать только в том случае, если в него верят.
- Если верят… - пробормотал Йеннифэр.
***
- Стучали? Не отозвался? Ну, значит, спит еще… После полудня он обычно выходит, обязательно в речке искупается - лед там или не лед, ему без разницы, приведет себя в порядок и поужинать в общий зал выходит. Правда, всегда в отдельном углу сидит, компаний не любит. Потом к ночи из таверны гулять уходит, а как вернется, так снова вина наберет – и наверх. Собственно, уже неделю так.
Йеннифэр подумала и отправилась прогуляться до обеда. В полдень вернулась и опять поднялась на верхний этаж. На этот раз за дверью послышалось какое-то движение, и ведьмак отозвался в том смысле, что открыто. Колдунья переступила через порог. Да, этого она и ожидала: стол в бутылках, постель разворошена. Радмир сидел на кровати в штанах и рубахе навыпуск. Вид похмельный. Глянул угрюмо, недоуменно.
- Я - Йеннифэр из Венгерберга. Вполне допускаю, что ты меня не помнишь. Лишь раз виделись в Вырице на ужине у княженки, - усмехнулась гостья, элегантно прислонившись к косяку. – Ты тогда на нее одну смотрел. Меня мог не заметить. Потому представляюсь снова.
- Помню я тебя, - буркнул ведьмак. – Не помню, чтобы сюда звал.
Взял со стола кружку и допил остатки вина. Поморщился.
- Что, скисло? – иронично-участливо спросила гостья.
- Нет, парфюм твой в нос шибает, - ведьмак повел рукой над поверхностью кружки. – Мертвого поднимет. А потом обратно свалит. Стой уж, где стояла.
- Даже стул не предложишь?
- В нижнем зале в это время все скамьи свободные.
- Ты, похоже, решил, что я ради тебя приехала? А в зеркале себя давно видел, чтобы так думать?
- Знаю я, для чего вы приезжаете. Тебе же сказали, что в настоящее время я заказы не принимаю.
- Пропиваешь то, что имеешь?
- Именно. Тебя не касается.
- Меня – нет. Златку жалко. Ради нее приехала. Вот специально, чтобы хамство твое послушать.
Ведьмак медленно поднял на нее глаза.
- С ней… что?..
Йеннифэр специально выдержала долгую паузу.
- Про наведенные проклятия что-нибудь слышал? А про отраженные?.. Может, всё же позволишь войти?
Ведьмак встал, выдвинул ей стул, закрыл плотно дверь. Встал перед нею. Глаза – без тени похмелья. Глаза ведьмака.
- И слышал. И видел.
- Снимал?
- Наведенные снимал. Отраженные – снимаются противоположным.
- Например?
- Страх перед змеями. Например. Посажу тебя на ночь в подвал с ужами. К утру тебе до змей будет фиолетово.
- Так просто?
- Не так просто. Это будет стоить тебе двадцать монет.
- Вот всегда думала, что ведьмаки деньги за воздух берут! – фыркнула Йеннифэр.
- А ужей я тебе в лесу собирать буду?
- А-а… наведенная иллюзия…
- Все проклятия – наведенные иллюзии. Только одни достигают цели, а другие отражаются и по верху распыляются.
Йеннифэр указала на амулет в разрезе его рубахи.
- Такой может отражать?
- Такой много чего может. Это «Всевидящее Око». Возможно, единственное на свете.
- Понятно, - она встала и повернулась к выходу.
- Эй!.. а про Злату?..
Не оборачиваясь, Йеннифэр бросила через плечо:
- Когда в двадцать пятый раз поедешь на неё любоваться, вспомни тему нашего разговора.
Радмир посмурнел, шевельнул желваками, промолвил глухо:
- Не поеду. Говори сразу или убирайся.
Она развернулась, в выразительных фиолетовых глазах сверкнула молния:
- Не поедешь?.. Второй Геральт! Почему вы, ведьмаки, без страха и колебаний бросаетесь в бой с чудовищами?! И почему опускаете руки перед женщиной, которую любите, без которой не можете жить?!
- Потому что видим, когда нас не любят. А от монстров любви не ждем.
- Да ты хоть раз говорил ей о любви, о своих чувствах?!
- Я не собираюсь перед тобой отчитываться, что я говорил, а что нет! Это касается лишь её и меня!
Йеннифэр гневно усмехнулась:
- Потому что тебе нечего сказать! Ты ведь привык, что к тебе приходят сами! Считаешь, что такую девушку, как Злата, достаточно пальцем поманить? Вот уверена - если ты и предложил ей что, так что-нибудь совсем непотребное, вроде этой помятой постели!
Почерневший лицом Радмир прорычал:
- Убирайся! - и прибавил жесткое ругательство. Йеннифэр отскочила, как кошка, вскинула руку и нарисовала в воздухе светящийся знак, бьющий калеными искрами.