Он многозначительно коснулся рукой эфеса шпаги.
«Ты как малый ребенок. И твой хозяин тоже. Наконец-то я понимаю, что вы оба скрываете друг от друга. Трусливые слепцы. Вам проще приплести третьего в свои отношения, чем решить проблему самим».
Граф Моле развернул коня.
— Ладно, я поговорю с ним. Но ты мне будешь должен. И за это, и за твои угрозы. А еще за дерзость.
Ириго тяжело сглотнул, затравленно взглянув на графа.
— Я сделаю все, что вы прикажете, господин.
Риан улыбнулся, когда слуга смущенно отвернулся. Забавный. Видно же, что до смерти боится его, чужака. Боится, что причинит вред своему драгоценному герцогу, но сам не решается с ним даже поговорить — их связывают узы пройденных испытаний. Тяжело, когда оба считают себя должниками друг друга. Это всё будет тяжело, к тому же Триас старше. Станет ли слушать его, мальчишку? А этот несчастный готов расплатиться собственным телом — привык, хотя ему и противно. Сколько он скрывает свои чувства? Тяжело это — заставлять жить того, кто этого не хочет.
«Триас, Триас. Что же там произошло? Что, во имя Всевышнего, случилось, что ты перестал замечать своего слугу и друга, что твой взгляд похож на взгляд мертвеца? Ты пережил предательство собственного отца, пережил шесть лет ада, но тебя все же убили два года неизвестно где, о которых ты не рассказал даже тому единственному, кто прошел всё это с тобой. Ты оставил в живых потенциального убийцу, который не станет тебя жалеть. Так не терпится умереть? Я тебя понимаю, но любопытство у меня от матери, и раз уж твой слуга так требует моего вмешательства, так отчаялся — я просто не могу не согласиться вмешаться не в свое дело.
Кто же ты, Триас Ральдо? Предположим, я понял, почему ты злился — я вел себя глупо, не оценил заботы, но это было слишком невероятно».
Ворота и дверь им открыли без вопросов, слуги увели коней, а все та же улыбчивая девушка забрала ворох теплой одежды и отнесла сушиться к очагу — снова снег посыпался крупными хлопьями.
Ириго довел Риана до дверей кабинета герцога и удалился.
«Дитё малое, ей богу. Самому проще было бы сознаться, чем ждать реакции от потерянного хозяина».
Проводив его взглядом, граф постучал, и, получив разрешение, вошел.
Сидя в кресле спиной к двери — как непредусмотрительно, герцог — Триас читал что-то, с тихим шорохом переворачивая страницы большого манускрипта.
Почувствовав что-то не то, он обернулся и нахмурился.
— Граф. Что-то забыли?
Тот повел плечами, и, подойдя к столу, наполнил из бутылки бокал. Убедившись, что в обоих сосудах жидкости примерно поровну, он прошел к окну и протянул бокал герцогу. Триас приподнял бровь.
— За что пьем?
Моле принюхивался к горлышку, пытаясь оценить букет.
— Я бы предложил выпить за вас, но мы еще плохо знакомы. Потому предлагаю выпить за ваших заботливых слуг, особенно Ириго.
Уже собиравшийся сделать глоток, Триас опустил бокал.
— Что-то случилось?
Граф пытался решить, с чего бы начать, но начал с большого глотка прямо из горлышка — в свете бы не оценили, но он больше не носит титула как такового, терять уже нечего.
— Пока ничего, но вполне может.
Взгляд герцога стал еще более встревоженным. Нужно было ослабить это давление.
— Для начала я должен извиниться. Я обидел ваших слуг своим недоверием.
Ральдо кивнул, но продолжал смотреть в глаза, ожидая подвоха.
— Что касается Ириго — он переживает за вас.
Триас тяжело вздохнул и тоже сделал глоток вина.
— Он всегда переживает. Ему приказали заботиться обо мне, и он воспринял это слишком буквально.
Еще большой глоток, и, пока хватает смелости, Моле произнес, чувствуя себя так, будто себе же вгоняет кинжал под ребра.
— После тех двух лет ты ничего не замечаешь вокруг. Что там произошло?
Герцог Триас Ральдо смотрит на него застывшим взглядам, а по пальцам вновь стекают багровые струйки.
«Ты чудовищно силен, герцог. Это стекло отнюдь не тонкое, а в твоих судорожно сжатых пальцах вновь лопается как мыльный пузырь. Что же там произошло, что в глазах мелькает ужас от преследующего тебя прошлого?».
— Тебя это не касается.
— Разве?
Взгляд герцога очень выразителен: «Лучше бы тебе молчать, бывший граф. Лучше бы ты не разворачивал коня, поддавшись на уговоры болтливого слуги, доведенного до грани отчаяния, завороженный его неожиданным доверием».
Он залпом допил содержимое бутылки и поставил ее на подоконник, на котором сидел.
— Ты непоследователен, герцог Варкано. Ты пытаешься спасать людей, ты пытаешься спастись от одиночества, но, как только делаешь это — ты их не замечаешь. Ты причиняешь боль и себе, и им. Разве это твоя цель?
— Да что ты понимаешь…
Риан мотнул головой.
— Достаточно. Мне не нужно даже понимать. Твой Ириго в отчаянии — а ты этого не видишь.
Ральдо сжимает виски пальцами.
— Я ничего не понимаю. Чего ты хочешь?
Граф Моле пожал плечами.
— Пока что — понять, что произошло тогда с вами, герцог. Потому что ваш слуга сходит с ума от неизвестности, раз попросил меня вмешаться. Вы дороги ему. Он пытается это скрыть, но я вижу, что он вас любит.
Триас замедленно кивнул.
— Я стараюсь не обижать слуг. Им не на что жаловаться.
Моле усмехнулся.
— Ты слеп, герцог. Он любит тебя не как слуга хорошего хозяина, хотя и верен как пес. Я не об этом. Он любит тебя… как мужчину.
Глаза герцога Варкано расширились от гнева и удивления. Хорошо, что больше бокалов нет.
— Что ты несешь?
Риан больше не смеялся.
— Вижу, я не ошибся. Как и он. Он боится признаться из-за того, что ждет вот такой реакции. Он боится быть ненужным. Как и ты, кстати. Не скрывай это — ты плохой актёр. Вы оба прошли через одно и то же, но умудряетесь бояться друг друга. Он считает себя помехой тебе — ты должен обзавестись наследниками. Это тяготит его, и ничего хорошего это не принесет.
— Не через одно.
Триас не слышал последних сказанных ему слов, он твердил лишь одно, глядя невидяще в пол.
— Не через одно. Но если бы я сказал ему, что там произошло, я бы втянул его в то, чего ему не стоит знать, иначе он снова будет винить во всем себя. И этого он точно не переживёт.
Граф Моле сложил руки на груди.
— Ну же, герцог. Говорите. Что произошло там, что вы лишаете покоя своего друга, отговариваясь заботой о нём?
И герцог Триас Ральдо поднял наконец свой взгляд на того, чью жизнь он так неосторожно выкупил.
— Я проиграл, граф. Я сдался. Я продал свою честь за возможность отомстить.
Его лицо скрылось в ладонях. Голос звучит приглушенно.
— Я не должен был выжить, не говоря о том, чтобы вновь двигаться как раньше. Моя семья хорошо постаралась. Они переломали мне почти все кости и вышвырнули за ворота, не удосужившись добить — им было интересно, сколько еще я проживу, как далеко смогу уползти с единственной целой рукой. А я знал, что Ириго будет ждать меня. Я понимал, что умру, и смалодушничал. Я не думал, что обреку его на страдания, мне просто страшно было закончить свой путь в одиночестве. Мы всегда были вместе. Он нашел меня, и я был почти счастлив тогда. Потом он что-то дал мне — я понадеялся, что это яд, но проснулся от качки на корабле, и его не было рядом. Вообще никого не было. Представьте мое удивление, граф. Я засыпал и просыпался, и все еще был жив, но рядом не было никого. Момент, когда я оказался на суше — я пропустил. Когда я очнулся, меня окружали люди в балахонах. Заметив, что я пришел в себя, они заговорили, и я поначалу не поверил, потом разозлился, а потом и задумался.