Он не любил оставаться в долгу — это его и подвело в свое время, отказ от того, чтобы стать вечно обязанным прочим сильным мира сего. Слуга же герцога уличил его в неблагодарности, и Риану пришлось признать это, хоть и нехотя. Кроме того — ему некуда было идти. Здесь ему нашлась работа, в этом городе-мечте без рабов.
Герцог Варкано сдержал слово — не польстился на обещанное золото и не продал опального графа, не унизил его ни словом, ни делом, не воспользовался своим положение, чего Риан все же исподволь ожидал. Они, как равные, обсуждали дела за бокалом восхитительного вина, и граф время от времени вспоминал откровения, услышанные месяцы назад.
Ничего не изменилось с тех пор. Словно каменная статуя, Триас Ральдо хранил непроницаемо-спокойное выражение лица, а его слуга и друг Ириго избегал лишний раз показываться на глаза.
Легкий ветерок на балконе приятно освежал. Дело шло к настоящей весне — снег уже растаял, и даже закатное солнце согревало всё вокруг. Стали возвращаться птицы, и воздух звенел от их голосов — начиналась делёжка гнезд и самок, поиск еды и другие насущные проблемы.
— У вас великолепное вино, герцог, но я никак не пойму, откуда оно.
Не заподозрив еще ничего, Триас пожал плечами.
— Местное. Его делают мои люди.
— Странно. Мне прежде не доводилось встречать такого сорта винограда. У него привкус…
— Это не виноград, граф. Он здесь не растет. Это вишня.
Моле изумленно поднял бровь. Удивительно находчивые люди.
Герцог тем временем отвлекся на что-то внизу во дворе, и Риан подошел ближе, следя за его взглядом. Он невольно улыбнулся.
На длинной привязи в загоне бегал по кругу великолепный конь. Второй конец грубой веревки был в руке обнаженного по пояс слуги. Граф покосился на ставшее задумчивым лицо герцога. От тел человека и животного поднимался пар — оба разгорячились даже при ощутимой прохладе.
«Все же герцог, иногда вы не столь каменный, как вам хочется, но вас сложно не понять. Ириго красив, несмотря на большое число следов от поцелуев плети. Им сложно не соблазниться».
Граф Моле одернул себя и прервал созерцание этого великолепия.
— Хорош.
Ральдо кивнул.
— Редкой породы. Купил его на прошлой неделе.
«Потрясающе вывернулись, но в глазах мелькнула опаска. И не зря — обман не удался. А вы все еще боитесь…».
— Я про вашего слугу. Вы так и не говорили с ним?
Герцог дернулся.
— Это не ваше дело, граф.
— Я знаю. Тем не менее — я объяснял причину своего желания вмешаться.
Лицо владельца замка потемнело, хотя он явно не подозревал об этом.
— Вы получили свою оплату?
На миг это заставило задуматься, но потом Риан качнул головой.
— Я же говорил — мне это не нужно. Я хочу помочь ему и вам из благодарности.
— Странное у вас понятие благодарности — уложить нас в постель. И чего ради?
«Вы упрямы, герцог. Если честно, я и сам начинаю теряться в догадках, зачем это мне».
— Ради того, чтобы вы перестали бояться друг друга. Ради того, чтобы вам было ради чего и кого жить.
Ральдо криво усмехнулся.
– Если я соглашусь, вы оставите меня в покое, граф?
Почувствовав первые ростки злости, граф Моле глубоко вздохнул.
— Не делайте мне одолжений — это нужно вам двоим. Вы не хотите замечать того, что с ним творится. Он мучается тем, что плохо справляется с работой. Думаете, мне нравится быть сводником?
— А разве нет?
— Поверьте, нет.
— Тогда не лезьте не в свои дела.
Потеряв самообладание, Риан шагнул ближе и сильно сжал плечи герцога. Неслыханная вольность, но он устал от непроходимого твердолобия.
— Послушайте, герцог. Ваши дела здесь не значат ничего, это простой эгоизм. Пытаетесь за чужой счет казаться лучше, чем вы есть на самом деле. Потому это не работает. Потому вы сами не видите результатов, которых ждете.
Лицо герцога Варкано стало белым от гнева.
— Граф, не зарывайтесь.
Разжав пальцы, тот опустил руки.
— А то что?
Больше он не успел издать ни звука. К его горлу метнулась рука, и жесткие пальцы сжались капканом. Спиной его вжали в камень — вырваться было невозможно. Он вцепился в запястье удерживавшей его руки.
Надо было отдать должное Ральдо — он быстро опомнился. Риан согнулся пополам от раздирающего горло кашля. Отдышавшись, он выпрямился.
— Кажется, вы были правы, герцог. Я лезу не в свои дела. Спасать смертников — слишком неблагодарная работа. Более я вас этим не потревожу, но запомните: если с ним что-то случится — это будет ваша вина.
Он уже развернулся, чтобы уйти, когда ему в спину донеслись слова, сказанные абсолютно равнодушно.
— Не беспокойтесь, граф. Я позабочусь, чтобы ничего не произошло.
Риан не сдержал ухмылки.
— Если что-то случится с вами — это все равно не будет иметь значения. Вы не цените своих людей. Вы просто самоутверждаетесь за наш счет. Пользуетесь верностью. Ему ведь было бы достаточно даже знания, что ваш род не прервется.
Голос герцога стал усталым. Смертельно усталым. Маска наконец треснула.
— Он не прервется, не беспокойтесь. У меня есть наследник.
Риан обернулся.
— Я не стану пытаться устраивать свою жизнь, граф. Я устал терять близких и друзей, тем более что их и так слишком мало. Он не знает ничего, я намеренно скрыл это. У меня есть сын от женщины, умершей его родами. Она должна была стать моей женой, но это стало последней потерей. Я больше не могу, граф. Мой сын растет в надежном месте. Я скрыл своего наследника, потому что он теперь — последний из нашего рода, и других не будет. Надеюсь, эта тема закрыта?
Граф Моле нехотя кивнул.
— Как пожелаете. Это меня не касается.
Он развернулся и быстро прошел к двери, но прежде чем скрыться за ней, обернулся снова. Нужные слова подбирались на редкость тяжело.
— Вы пытаетесь защитить их любой ценой. Но для них эта цена больше, чем для вас.
Вздохнув, Триас бросил взгляд вниз. Ириго стоял у загона, рассеяно трепля коня за ухом и глядя на своего хозяина. Тот кивнул ему, приветствуя.
***
Триас Ральдо провел ладонью по лицу. Сложно признавать правоту пришлого графа. Сложно мириться с тем, как легко тот тычет его носом в созданные самим герцогом проблемы, словно щенка в лужу. Сложно не сорваться, услышав в очередной раз его слова — словно попытка запихнуть двух мужчин в постель и посмотреть, что получится.
С другой стороны — что должно твориться в душе его слуги, которого слугой назвать язык не поворачивается уже давно, если он сначала угрожал, а потом предложил графу себя, не зная, как самому решить чужие проблемы?
«Ириго… верный друг и помощник. Что мне делать? С тобой, с собой, с этим пронырливым Моле, решившим вмешаться не в свое дело и так откровенно и совершенно без опаски продолжающего гнуть своё».
Есть ли смысл во всем этом? В этом его упорствовании. Конечно, это странно и неправильно. И из самой глубины сознания пришел издевательский смешок.
«А он ведь прав даже больше, чем понимает сам. Посмотри на себя, герцог. Буквально — посмотри».
И он посмотрел. На дрожащие руки, вцепившиеся в камень ограждения. До побелевшей кожи на кончиках пальцев и костяшках, до мокрых ладоней. Дыхание, нервно сбивающееся, как только…
«Не обманывай себя, герцог. Ты давно стал другим. К тебе давно не применимо то, что нормально для других. Тебе не удалось спастись. Признай это. Признай, что защищаешь ты не их. Ты защищаешь себя — ими. Ты приносишь их в жертву. Те, немногие, кто остался с тобой — что они получили? Твое равнодушие и твой страх, скрытый за этим равнодушием. Тебе удавалось его скрывать, пока не пришел тот, кто не страшится говорить правду тебе в глаза, потому что бояться он уже не может. Он видит тебя насквозь, но он хотя бы честен. Цени это, Триас. Большего дара сложно пожелать».