Мотнув головой, герцог Варкано попытался избавиться от странных мыслей.
Он даже не удивился, когда, открыв дверь, увидел стоящего в коридоре графа. Прислонившись к противоположной стене, тот внимательно смотрел на владельца замка.
— Ты знал?
— Догадывался. Когда-то я был таким же, как вы.
Риан усмехнулся. Каждый из них мог поделиться опытом. Каждому было, что сказать, хотя не каждый был готов услышать и узнать это всё.
— Идемте, герцог. Я все же намерен довести дело до конца. Если вы, конечно, не решите меня казнить за слишком длинный язык.
Граф осторожно улыбнулся, но собеседник не отреагировал. Маска безразличия сменилась не менее неподвижным выражением тяжелых размышлений.
Для начала он все же выбрал ту тему для разговора, с которой и пришел — нужно было решить несколько вопросов по снабжению замка и мастерских, возложенных на него — герцог находил достойное занятие каждому, и волей-неволей приходилось справляться. Проигрыш Риана в войне его нимало не озаботил — в этом не было исключительной вины молодого графа. Он не мог в одиночку справиться с предательством остальных, а здесь старался оправдать ожидания. Первое время он еще с подозрением посматривал на герцога Варкано, и время от времени в его речи проскальзывали попытки называть его хозяином. Он бы даже не разочаровался, если бы обещанная сказка обернулась дымом, и в один прекрасный день он снова был бы прижат к стене чужими руками.
Он, пожалуй, даже ждал этого. Когда твоя жизнь зависит от чужой воли — очень быстро привыкаешь ждать. Ожидание заменяет надежду, потому что надеяться больше не на что — цепи не порвать, стены слишком высоки, а нож у горла слишком остёр. Причем именно умирать ему не хотелось. Живое стремится жить: что бы кто ни говорил, что бы он сам ни утверждал — жить ему хотелось, иначе он бы уже совершил какую-нибудь глупость сверх тех, что он все же сделал. Конечно, судьба и боги тоже явно благоволили ему.
Выйдя в сад, где уже готовы были распуститься цветы на деревьях, оба молчали — вопросы “по делу” были решены. Вопросы, ради которых они пришли, еще следовало сформулировать так, чтобы разговор не закончился как обычно.
Молчание нарушил герцог Варкано, тяжело роняя слова. Это звучало то ли как приговор, то ли как слова сдающего позиции врагам.
— Как этого можно желать добровольно?
Поймав вопросительный взгляд, он уточнил:
— Я помню, как это было. Как можно желать этой близости?
«Боги, герцог. А как может нравиться огонь? Умеете вы задавать вопросы…»
— Герцог, разрешите бестактный вопрос?
Получив в ответ кивок, граф Моле осторожно поинтересовался:
— Ваша… жена. Разве она была против?
Смущение на лице Триаса Ральдо стоило того, чтобы разбить очередную маску.
— Граф, я бы не хотел…
Продолжить ему Риан не дал.
— Нет, герцог. Я неспроста вас спросил об этом. В этом ответ — всё зависит от вашей цели. Словом и жестом человека можно убить, а можно спасти — это, вроде бы, не новость.
— Еще одно ваше измышление, граф?
Тот примиряющее улыбнулся.
— Нет. Это придумал кто-то еще до меня. Я лишь услышал. Я видел вас и вашу реакцию — вы пытаетесь лгать, но…
Моле развел руками.
— Я вижу, что вы с ним любите друг друга. Это спасло вас в свое время, не так ли?
Ральдо осторожно кивнул.
— Откуда вы это знаете?
— Я испытал подобное на себе. Однажды это помогло мне выжить.
Приподнятая бровь стала знаком к продолжению, на которое граф Моле возлагал большие надежды.
— Это был один из телохранителей моего второго хозяина. Первый меня вернул на рынок в тот же день, что и купил — ему хотелось кого-то более покладистого. Заплатил он за меня много, и потому не стал пытаться меня принудить и портить товарный вид. А вот второй решил, что ему такой раб очень подойдет. Он хотел развлечений, но…
Риан не удержался от смеха, хотя на краткий миг всё внутри обледенело от воспоминаний.
— Ну, знаешь. Он был уже не в том возрасте, когда такие подвиги еще возможны. Поэтому только смотрел. У него я пробыл больше месяца, и всё это время меня оставляли в покое только когда сам хозяин изволил отдыхать. Я ведь говорил — меня почти не отвязывали…
Он еще помнил широкие кожаные ремни и дерево перекладин, отполированное телами других несчастных, потемневшее от въевшейся крови. Наверное, у многих богачей были подобные пыточные инструменты для таких строптивых рабов. И, наверное, он уже никогда не забудет звериной похоти и нечеловеческой жестокости дорвавшихся до бессильного помешать человека.
— Вначале я вырывался, угрожал, ругался. Они лишь смеялись. Он приказал привязать меня во дворе, чтобы каждый желающий мог воспользоваться мной — его друзья, потом слуги. Даже рабы. Знаешь, они были явно не против. Они неплохо отыгрались за свое положение.
Риан поежился, вспоминая.
— Потом, когда прошло слишком много времени, я уже не хотел сопротивляться. Это было несколько дней без сна. Я терял сознание, а они обливали меня ледяной водой. Им было не интересно мое безучастие. Они стали придумывать новые развлечения, но долго продержаться я не мог, не мог кричать столько, чтобы они наконец насытились. Меня отвязали и перетащили в подвал — приходить в себя в темноте и одиночестве. Я едва не сошел с ума от того, что они сделали со мной. Еще немного, и, возможно, я превратился бы в простое двуногое животное, слушающееся плети и исполняющее любую прихоть хозяина. Самая большая помощь приходит в самый неожиданный момент. Меньше всего я ждал ее от тех, кто меня…
— Ты уверен, что хочешь это вспоминать и рассказывать?
«Вы заботливы, герцог. Но у меня нет выбора».
— Уверен.
Триас Ральдо посмотрел на графа с недоверием, но тот продолжил.
— Личный охранник моего хозяина. Его лицо мне было незнакомо. Не ручаюсь за свое здравомыслие тогда, но мне показалось, что он не был среди претендентов на мое тело. Он и те, кто ко мне лез — были совершенно разные. Животные чувствуют человека и то, что он собирается делать, а раб мгновенно понимает, что ждет его.
Риан взглянул в глаза герцога.
— Он меня пожалел. Один из всех. Он принес мне воды и немного хлеба. До этого я питался только за счет тех, кто пользовался моим ртом.
Граф вновь криво усмехнулся, не скрывая омерзения.
— Я все ждал, что он кинется на меня. Я не верил в то, что он мог прийти без этого умысла. Для меня он тогда ничем не отличался от остальных. Он вывел меня из подвала, помог дойти до колодца и позволил вымыться. Всё это время я ждал. А он даже не смотрел на меня. Он озирался по сторонам, как вор, и потом сознался, что ему этого не приказывали. Он проявил маленькое милосердие, а я все это время подозревал его в злом умысле. Три дня обо мне не вспоминал никто, кроме него. Я понемногу приходил в себя, а на третью ночь он сказал мне, что хозяин решил меня перепродать. Помню, мне тогда стало не по себе, а он впервые подошел ко мне очень близко, и я подумал — вот оно. Сейчас он это сделает. Напоследок, так сказать. Он же остался без своей доли моего тела.
Риан замолчал, провожая взглядом небольшую стаю птиц. Ральдо ждал, когда граф придет в себя, но он не торопился.
— И что он сделал?
Граф Моле неожиданно сделал шаг к герцогу, и, вцепившись в его шею, привлек к себе, не встретив сопротивления. Холодные сухие губы поддались его напору, но он не стал увлекаться и быстро шагнул назад, пока Триас Ральдо не очнулся от этого наваждения.