— Боже мой! — произнес Бролен, прикрыв рот ладонью.
Свет фонаря продолжал скользить вверх по телу, и Джош Бролен наконец понял, почему он оказался здесь.
У женщины, лежавшей тут в компании насекомых, пожиравших ее снаружи и изнутри, были отрезаны руки. На уровне локтей.
Но что хуже всего, ее лоб был изуродован, словно кто-то плеснул на него кислотой.
Так подписывался Портлендский Палач.
Сама смерть.
9
Джульет отперла дверь дома и вошла. Она набрала код и отключила сигнализацию, а потом положила вещи на софу.
День, проведенный в университете, оказался долгим и утомительным, она носилась из одной аудитории в другую, затем пять часов провела в библиотеке, делая выписки для своей курсовой работы. Все, что ей теперь было нужно, — это спокойный вечер перед телевизором и подносом с едой.
Сегодня днем она получила письмо от родителей. Мать писала, что они собираются купить дом, а это значило, что они не вернутся в ближайшее время. — Письмо было написано с юмором, пронизано солнцем Сан-Диего, как подумала Джульет, представляя мать, излучающую здоровье и благополучие. Элис Лафайетт старалась хотя бы на один уик-энд в месяц приезжать в Портленд, чтобы повидаться с дочерью, иногда к ней присоединялся Тед, когда ему удавалось брать выходной на работе. Однако Джульет в общем-то не чувствовала себя одинокой. И даже испытывала некоторое удовольствие от возможности распоряжаться своей жизнью так, как ей хотелось: в двадцать четыре года она могла без проблем принимать себя такой, какая она есть. Дважды в неделю она звонила матери, а лучшая подруга Камелия жила совсем близко.
Нет, если все как следует взвесить, Джульет вовсе не хотелось никакой «нормальной» семейной жизни. Ее похищение, случившееся год назад, сделало ее более подозрительной, но не изменило стиль ее жизни. Посещая сеансы психологической помощи, она проделала огромную работу и в итоге смирилась с произошедшим. Главное — не закрываться в своей раковине, не оставаться наедине с собственной трагедией, а наоборот, надо открыться навстречу миру и признать, что на тебя напали, причинили вред, но это никоим образом не должно помешать тебе жить дальше, восстановив равновесие. Она так и поступила. Джульет много времени провела в слезах, невольно надеясь, что вместе с ними вытечет ее страх и она сможет снова радоваться жизни. Тот мерзавец был мертв, и ему не пришлось наслаждаться тем, что он разрушил ее жизнь. Первые недели после драмы она часто возвращалась к сцене собственной смерти, и ей удавалось заснуть с огромным усилием, она страдала оттого, что не может справиться с этим. В группе психологической поддержки, куда она обратилась, ее состояние определили, как острый посттравматический стресс, и вместе с остальными участниками она стала пытаться медленно выкарабкаться из него. Ей подробно объяснили каждую фазу ее стресса, и теперь она знала, что снова обрела душевное равновесие. Однако вероятность того, что стресс может «вновь повториться», как они выражались, все еще сохранялась, поэтому ей надо было быть на чеку, не позволяя себе слишком расслабиться или впасть в уныние. Вначале Бролен помогал ей, в первые месяцы после случившегося он часто приезжал к ней, всегда принося с собой какой-нибудь маленький подарок, и это было мило. Потом понемногу он стал заниматься расследованиями, и они стали видеться чуть меньше. А потом они и вовсе потеряли друг друга из виду.
Благодаря поддержке Камелии и родителей, приехавших на несколько недель в Портленд сразу после происшествия, Джульет выздоровела и почти стала той одинокой Джульет, которой всегда была. Ей даже пришлось настаивать, чтобы родители согласились вернуться в Сан-Диего, после того как они в течение полутора месяцев сопровождали ее на занятия в группу психологической поддержки. Ей нравилось спокойствие, хотелось жить в этом доме одной, нравилось, что не надо ни с кем спорить и ни перед кем оправдываться.
Однако случившееся с ней наложило отпечаток на ее поведение. Она стала меньше колебаться. Раньше она никогда не рискнула бы позвонить Джошуа Бролену, как поступила теперь. Она поняла, что ей надо преодолеть собственную робость, держаться уверенней, а для этого иногда нужно перебарывать себя. В тот вечер ее охватила грусть, а Бролен вернул ей душевное равновесие. Думая о нем, она поняла, что это произошло не только потому, что в тот вечер он оказался у нее дома, но и потому, что он принес с собой нечто: мужское присутствие, к которому, как ей всегда казалось, она была нечувствительна. Его тихий голос, приятные манеры заставили Джульет с легкой ностальгией вспоминать тот вечер.
Вдруг она поняла, что ей приятно думать о Бролене, что ей хочется снова увидеть его, насладиться его уверенностью и заснуть спокойно, как тогда.
«Что-то я размечталась, — сказала она себе. — Расскажи я об этом Камелии, она начнет твердить, что я качусь вниз по любовному склону». Поразмыслив, Джульет пришла к выводу, что все-таки нет, это не любовь. Она не влюбилась в Джошуа Бролена, просто по-дружески к нему привязалась. Они не виделись несколько месяцев и, встретившись вновь, со всей очевидностью поняли, что между ними возникла связь. В любом случае, разница в возрасте значила здесь очень много: ему — за тридцать, Джульет это пугало. В голове у нее как будто снова зазвучал голос Камелии: «В старом котелке и суп вкуснее». Джульет тряхнула головой, стараясь отогнать мысли о Бролене, ей больше не хотелось об этом думать.
Быстро взяв пульт, она включила телевизор, чтобы погрузиться в иную реальность, холодную реальность, которая неназойливо наполняет собой тишину, — именно это она и любила.
Даже не посмотрев, что в этот момент появилось на экране, Джульет отправилась в кухню, чтобы положить на поднос какой-нибудь еды.
Начало вечера она провела на софе, жуя и без энтузиазма уставившись в телевизор. Погрузившись в свои мысли и машинально глядя на экран, она вздрогнула, когда у двери раздался звонок.
Было почти девять часов вечера.
Джульет быстро встала, и от этого у нее закружилась голова. И ей пришлось прислониться к стене в ожидании, когда головокружение пройдет, потом она пошла открывать. Через фрамугу ничего не было видно — уже стемнело. Лампочка над крыльцом перегорела, и она все забывала ее поменять.
— Кто там? — спросила Джульет не так твердо, как ей бы хотелось.
— Это я, Камелия.
Успокоившись, Джульет потянула задвижку и открыла дверь. Камелия стояла на коврике, ее взгляд был жестким, а лицо напряженным. Поняв, что у подруги что-то случилось, Джульет спросила:
— Что с тобой? Что произошло?
— Я могу войти?
Джульет извинилась и пропустила подругу в прихожую.
— Все ясно: ты не слышала новости, — заявила Камелия. — Как только я узнала, я сразу же сорвалась с места. Не хочу оставлять тебя одну.
— Да о чем ты? Что случилось? — снова спросила Джульет, почувствовав, как неведомо откуда в ней рождается, заполняя ее, безотчетный страх.
— Идем.
Камелия увлекла Джульет в гостиную и включила местный телеканал. На экране возникла опушка леса, посреди которой стоял один из репортеров; несмотря на искусственное освещение, было хорошо видно, что его окружает ночная темнота.
«…вечером одним из подростков было найдено тело, и полиция все еще продолжает работать на месте происшествия, пока я веду свой репортаж. Тело сильно изуродовано, и судя по пока не проверенным сведениям, полученным от полицейских, некоторые признаки заставляют вспомнить преступления, совершавшиеся в штате около года назад Портлендским Палачом».
Джульет почувствовала, как задрожали ее руки.
«Похоже, что жертве отрезали оба предплечья, хотя эта информация пока и не подтверждена полицией. Стоит вспомнить, что Лиланд Бомонт, Портлендский Палач убил…»
Камелия выключила телевизор и приблизилась к Джульет. Обняла ее сзади.
— Я не хотела, чтобы ты услышала эту новость, будучи совсем одна, пусть даже все это — дело давнее, зная тебя…