– Но? – переспросил ты, обиженно выпятив нижнюю губу, словно малое дитя. Как в тебе умещалось столько могущества?
– Но, – я подошла и взяла тебя за руку. Мир покачнулся. – Если есть те, кто рвет и раскалывает, нужны и те, кто будет сшивать.
И тогда ты придумал змеев».
Никола перечитал трижды. Не то, совсем не то, но было в этой сказке что-то невыразимо завораживающее. Он представил себе их: человеческую богиню, овеянную сиянием, тонкокожую, скучающую у замерзшего озера, и прародителя Великого Змея, предлагавшего ей неведомую доселе забаву. Расколоть мир…
Никола не сдавался. Глаза слипались, но он упрямо продолжал читать про двух забытых змеев-братьев, о пробуждении которых никто не знал и в итоге они, кажется, исчезли.
Он заставил себя перевернуть следующую страницу.
«Наша тоска предопределена, но это не самая большая плата за возможность отыскать часть утерянной души».
Никола перечитывал фразу раз за разом, снова и снова, пока…
День был такой солнечный, что краски вокруг будто сошли с ума: в глазах болело и от зелени травы, и от синевы неба, и от белизны стен домов вдали. Никола стоял на вершине холма и чувствовал, как печет спину и макушку. Что-то тихо гудело в нагретом воздухе, сперва почти бесшумно, но потом все громче и громче, и от этого почему-то становилось тревожно и грустно.
За спиной послышался мамин голос:
– Милый, тебе нельзя здесь быть.
Никола обернулся, но позади никого не было. Голос тем временем повторил настойчивее, уже без ласкового укора:
– Тебе нельзя здесь быть.
И потом уже совсем грозно:
– Вставай и уходи. Это тебе не спальня. Ты разбросал мои книги.
Никола с трудом разлепил глаза. Над ним склонялась разъяренная Ива.
– Если ты сейчас же не уйдешь, клянусь, на тебе до конца дней будет морок, будто тебя сжирают плотоядные черви, и боль при этом, уж поверь, будет как настоящая. Ты даже до своего Вяза не доползешь.
Когда-то Николе казалось, что Ива, окруженная обожаемыми книгами, соответствует своему имени – тонкий гибкий прутик, не иначе. Золотистая веточка, вся в солнечных бликах-пылинках. При более близком общении это впечатление исчезло очень быстро.
– Я уберу, – не вставая, Никола потянулся за книгами. Он не помнил, когда успел перед сном разложить их вокруг себя на полу.
– Я что, не ясно выразилась? Могу и на земном повторить! – синие глаза Ивы потемнели.
– Предельно ясно, – Никола встал, стараясь игнорировать боль в затекших мышцах. – Простите.
Ива не удостоила его ответом.
Никола совсем не чувствовал голода или усталости: все мысли были только о том, чтобы успеть к Старому Ою до того, как его самого кто-то хватится. Наспех умывшись и переодевшись, он впервые в жизни отправился в одиночку в Лес.
Иномирцы иногда вспоминали в присутствии Николы, как люди сперва противились Лесу на корабле. В один голос – биологи, химики, инженеры. Для пропитания на борту выращивались иномирские растения, и ушло немало времени и сил, чтобы они наконец прижились. Кедр бережно хранил в должных условиях семена культур, которые надеялся однажды высадить на Онатаре. Лес же был иным: он не делился ничем, не ждал почвы, воды и света. «Ему не нужно все это, ему нужны мы, а он – нам», – сказал Вяз в то утро, когда Лес вдруг просто очутился в одном из отсеков Корабля. Живой, шумящий листвой, дышащий сыростью и запахом незнакомых людям трав. Вечный.
Иномирцы не признавали религий в привычном для людей смысле, разве что почитали Великого Змея, но вот Лес – Лес был одновременно и божеством, и храмом.
Никола боялся ходить туда один, потому что твердо знал: Лес ему не рад, и может из-за этой нерадости случиться что-то страшное и злое. Это уже не выкраденный клочок бумаги или пропущенное фехтование, Вяз тут не помог бы. Но сегодня выбора не было.
Едва успев войти, Никола сразу же понял, что он не единственный посетитель этим утром. Сина и Ветивер стояли у самой кромки Леса и, кажется, не заметили прихода Николы. Он не придумал ничего лучше, чем юркнуть за один из стволов и замереть, слушая, как громко стучит кровь в ушах. Он не знал, как эти двое могли отреагировать на его шатания по Лесу в одиночку, и совсем не хотел проверять это сейчас.
Несколько минут было очень тихо. Никола наконец решился осторожно выглянуть из своего убежища. Сина и Ветивер по-прежнему неподвижно стояли там же, друг напротив друга. Они оба склонили головы, будто разглядывали что-то у своих ног. Никола никогда прежде не видел Сину такой – печальной и даже как будто в чем-то раскаивающейся. Она сейчас казалась юной и хрупкой, будто вся сила разом покинула ее и впиталась в тонкий слой травы и мха, покрывавший здесь пол. С Ветивера тоже слетела грозность и мощь.