– Странно было бы, если бы Сина пришла к тебе этим делиться, да? До Отлета она должна была стать Хранительницей Леса, Сина уже почти и не возвращалась из него. На Земле это было бы по-другому, не так, как здесь, у Оя. Она бы в принципе стала неотделима от Леса, превратилась бы в его душу.
– Стала бы с ним одним целым? Как змей с иномирцем, выбранным его новой душой? – внутри у Николы похолодело.
– Вроде того, и Сина очень этого желала. А потом пришла Большая Беда, Лес сильно пострадал, не так, как Море, но все равно. Сина сражалась за него из последних сил. И иномирцев многих не стало, а нас в принципе гораздо меньше, чем людей. Молодых и детей всего ничего осталось. И, когда готовились к Отлету, в итоге решили, что Хранителем станет Ой, ему все равно лет уже миллион, наверное. А Сину быстренько обручили с Ветивером, не слишком спрашивая ее согласия. Он был рад, Сина не очень, а то, что ее разлучили с Лесом, конечно, все ухудшило в разы. Все эти истории с браками у нас и до Большой Беды были не слишком-то веселым мероприятием, – погрустнев, добавил Лавр.
– Понятно, – Никола вспомнил слезы на щеках Ветивера. Просьбу Кориандра. Картинка, пусть и не до конца, начинала собираться.
– Я рад, что вы тут, – Вяз вошел без стука, как раз когда Никола уже отчаялся найти карту и собирался все-таки уйти к себе. Ему ужасно хотелось запереться и в тишине обдумать все произошедшее.
Вяз, тяжело ступая, подошел к кровати и сел, безвольно опустив руки. Никола никогда прежде не видел его таким подавленным и впервые, кажется, всерьез задумался, сколько веков на самом деле может быть отцу Лавра.
Элоиза тут же забралась Вязу на колени. Никола с Лавром молча ждали.
– Я осмотрел книгу, – наконец заговорил Вяз. – Испорчена, не восстановить. Две последние главы и содержание тоже. Автор давно пропал – то ли заснул, как Лючия, то ли погиб в больших бедах, то ли все сразу.
– Там было что-то про последних змеев, кажется, – Никола напряг память, но в голове всплывали только размытые недосыпом картинки, – братьев, что ли… Один, кажется, улетел в человеческий мир. Не помню. Но кто-то же должен знать?
Вяз метнул на него быстрый взгляд.
– Не утруждай себя, этого все равно было бы недостаточно, чтобы восстановить записи. – Вяз потер лицо, будто пытался стряхнуть дурные предчувствия, и тихо добавил: – Надо срочно что-то придумать, иначе я не смогу тебе никак помочь.
Никола с Лавром переглянулись. Вяз впервые делился с ними такого рода опасениями.
– А чернила, на которые наложен морок? Которые то исчезают, то расплываются, то сами буквы переставляют? Вдруг это они? – от внезапного озарения Лавр даже с места подскочил. Элоиза ойкнула.
– Всерьез думаешь, что такая книга была написана чернилами для ученических шуток? – бесцветным голосом уточнил Вяз.
– Нет, но вот испортить такими чернилами ее вполне могли. И всерьез думаю, что Никола ничего этого не делал. И собираюсь разобраться. Пойдем, – Лавр повернулся к Николе.
– Куда? – в один голос спросили Вяз и Никола.
– Ну, кроме Ивы только еще один иномирец может знать, кто, когда и что чем писал, – уверенно ответил Лавр.
Старый Ой. Никола вздохнул. Он бы лучше сейчас пошел к Иве, чем еще раз в Лес, но не мог никому в этом признаться.
– Ну попробуйте, если так тебе будет спокойнее, – нехотя согласился Вяз. Последняя надежда избежать визита в Лес исчезла. – Только осторожнее, Лавр, умоляю. Ой сегодня тоже, скорее всего, не в духе.
– Могу сходить один, если боишься, – Лавр заметил замешательство Николы.
Никола тянул с ответом. Он еще раз оглядел комнату. Полный решимости Лавр, бледная взъерошенная тень с синяками под глазами в зеркале, печальный Вяз, растерянная Элоиза. Никола задержал взгляд на маленьком расшитом нагрудном кармане ее рубашки. С тоской пришла внезапная уверенность, что карта там. Безнадежно. Сейчас – точно.
– Нет, я пойду, – Никола встал с места. – Не все же тут сидеть трястись. И со мной будешь ты.
– Я бы не особо на что-то рассчитывал, – Вяз погладил Элоизу по волосам. – Но бездействие невыносимо, понимаю. Возвращайтесь поскорее, хорошо?
Они брели молча и, несмотря на наставления Вяза, совсем почему-то не торопились. Лавр на первый взгляд не растерял своего обычного боевого настроя, но по тому, как он чуть не пропустил нужный поворот, как хмурил брови, как схватился за клинок от далекого неясного шороха, Никола вдруг понял: ему тоже страшно.
Путь тянулся просто бесконечно, Корабль будто сделался еще огромнее. А его размеры и без того ужасали. В человеческих текстах были записи о строительстве корабля: никто и поверить не мог, что удастся создать что-то настолько внушительное – ох, сколько раз в первые годы Никола терялся в этих переходах! – и при этом способное взлететь. И что иномирцы сумеют совладать с этой конструкцией. Но Корабль словно впитал в себя часть их магии – и безропотно принял и этот чужеродный ему народ, и их невероятный Лес, и даже примирился с дикими обычаями и нравами. В этом полете было поровну обреченности и надежды. Извинение человечества, созданное из сплошного металла и отправленное в холодный космос.