– Подойди, пожалуйста, – Льдиния внимательно рассматривала Николу, словно боясь пропустить признаки неведомой хвори. – Сядь, – указала на постель. Никола послушно опустился на край. – Ты ел сегодня что-нибудь?
Никола покачал головой. Он уже давно привык к иномирской пище и к тому, что голод теперь приходил гораздо реже.
– Ладно, – Льдиния положила прохладную ладонь ему на лоб. – Лавр очень переживает за тебя.
– Не слишком-то на него похоже, – неловко брякнул Никола и смутился еще больше.
– Зря ты так, – Льдиния едва коснулась его волос и убрала руку. – Ты дорог нам. Не потому, что твой отец строил Корабль. И не потому, что кто-то кому-то когда-то обещал – хотя Вяз не из тех, кто нарушает данное слово. И вот тебе моя нынешняя клятва: причина не в этом.
Никола опустил лицо, чувствуя, как полыхают щеки.
– Я ничего не делал.
– Но что-то ведь еще происходит, да? О чем ты молчишь?
Никола склонил голову еще ниже, подбородок почти уперся ему в грудь. Льдиния терпеливо ждала.
– Да, – наконец очень тихо ответил он.
– Посмотри на меня.
Никола не посмел противиться. Льдиния приходилась родней Лючии, и сейчас их внешнее сходство особенно бросалось в глаза: тонкие черты на вытянутом лице, убранные светлые волосы, бесконечное терпение и смирение во взгляде. На Николу будто смотрела Лючия из будущего – такая, какой он ее, скорее всего, никогда не увидит. Во сне она совсем не менялась.
– Я не могу рассказать, – чуть слышно признался Никола. – Пожалуйста, не говорите Лавру и Вязу. Никто все равно не сможет помочь.
– Почему ты в этом так уверен?
Никола молчал.
– Ладно, – вздохнула Льдиния. – Но ты можешь прийти к нам с любой просьбой. Вяз не простит себе, если с тобой что-то случится. Как и я.
– Какая разница, если я все равно рано или поздно умру тут, как домовая крыса, которая ни разу из своего угла так и не выбралась? Если никогда не долечу, не приземлюсь, не доживу до конца этого пути? Ну случится это раньше – и что? – Никола сам не верил, что произносит сейчас все это вслух.
Настала очередь Льдинии отвести взгляд.
– Ты не можешь знать, как и что будет.
– Конечно, – Николе было стыдно за эту вспышку. Щеки горели так сильно, что он уже сам почти поверил в то, что у него жар.
– Я еще кое-что хотела сказать, – Льдиния встала. – Пусть завтра Лавр один поговорит с Липой, ладно? Так будет правильнее.
– Но я…
– Знаю, знаю, – перебила Льдиния. – Ну можно это будет моя просьба, не его, хорошо? Ты же мне не откажешь?
Льдиния уже стояла у двери – тонкая, степенная, с идеально прямой спиной. Порывистые Лавр с Элоизой куда больше походили на Вяза, чем на мать.
Дверь открылась так резко, что легко опиравшаяся на нее ладонью Льдиния едва успела отпрянуть. Никола вскочил.
– Так и знал, что забудешь запереть дверь, бестолочь! – Лавр, стоявший в проеме, видимо, открыл дверь с ноги или локтем: в каждой руке он сжимал большой ярко-алый плод, отдаленно напоминавший яблоко.
– Милый, стук в дверь изобрели за несколько веков до твоего рождения, и эта традиция неспроста прижилась, – Льдиния улыбалась, но Никола заметил в этой улыбке тревогу.
– Мама? Не знал, что ты тут. Извини, я не хотел никого напугать. Просто…
– Просто нам с отцом стоило больше времени уделить твоим манерам, – закончила за него Льдиния. – Никола, мы же договорились?
– Конечно. И спасибо, – тихо прибавил Никола.
– Вот и славно, – она легко коснулась волос Лавра. – Присмотри за Николой. Мне пора.
Никола ждал, что, как только дверь за Льдинией закроется, Лавр сразу же спросит, о чем это они с ней уже успели договориться. Но он, видимо, пропустил эти слова мимо ушей или не придал им значения.
Спустя полчаса жизнерадостное веселье Лавра, напускное или нет, все-таки неизбежно заразило и Николу. В этой комнате очень давно не смеялись так долго и громко.
И уж точно никогда не жонглировали фруктами так вдохновенно.
Следующим утром Никола старался полностью сосредоточиться на работе, будто кроме него самого и этого куста больше ничего не существовало. Кедр поручил протереть каждый из сотни крошечных кожистых листьев, маслянисто блестящих и источающих горький аромат.
Лучшую задачу сейчас трудно было придумать. Листок за листком осторожно придерживать ветви, чтобы не поломать. Смочить ткань – приложить к листу – повторить… Самый успокаивающий труд на свете – и почти такой же бесполезный. Зато можно смотреть на зелень, а не на полные злобы заинтересованные взгляды. Игнорируя головную боль и пересохшее горло, ощущать только, что намокли руки и манжеты. Слушать тишину внутри, а не резкий шепот за спиной.