– Ладно, ты тоже в чем-то хорош. Не так, как я, но это в принципе очень высокая планка, – самодовольно признал Лавр.
– Ты переписал полную чушь, – сообщил Никола. – Это вообще задачка с позапрошлого урока. Поверх которой записан пример из прошлого. С двумя ошибками.
– Все еще не умаляет моего великолепия.
– Не поспоришь, – хмыкнул Никола. Как же хорошо было вести эту привычную шуточную перепалку! Будто все и правда по-прежнему.
– И долго это будет продолжаться?! – возмущенный Ель, оказывается, уже какое-то время стоял прямо напротив их стола.
Вся веселость мигом слетела с Николы.
– Простите, – извинился Никола за двоих. – Это больше не повторится, – привычно оправдался он, зная наперед, что повторится, и не раз.
– Тебе бы сейчас сидеть безмолвно и не нарываться, а ты все ищешь и ищешь проблем. – Вот теперь Ель точно будто смотрел на отвратительную жабу. Только жабой этой стал сам Никола. – И выставляешь в дурном свете и Вяза, и Лавра, которые по какой-то неведомой причине все еще добры к тебе. Люди в принципе не способны на малейшую благодарность, да? Зачем вам вообще это слово?
Никола в эту секунду предпочел бы, чтобы недавний морок Дуба оказался правдой.
– Это я виноват. Простите. Я ничего не понимаю в этих дурацких науках, – встрял Лавр.
Ель и головы в его сторону не повернул, продолжая буравить взглядом Николу, который чувствовал ехидные ухмылки иномирцев.
– Хочешь, чтобы Вяз запретил тебе посещать мои уроки? В этом твоя цель, да? Поверь, я сам был бы рад, чтобы ты так и остался дремучим неучем, которым тебе и положено быть. Но Вяз никогда на это не согласится. Продолжаем! – гаркнул Ель и направился к своему месту за учительским столом. Иномирцы притихли.
А Никола вдруг с ужасной обреченностью понял, что другой возможности спросить про камеры не будет. Окончив урок, Ель всегда как можно быстрее покидает класс, почти бежит из него. И в свой рабочий кабинет после этой дурацкой истории ни за что в жизни не пустит. Еще раз прерывать занятие – очень плохая идея. Сейчас же Ель сам приостановил урок. Придется спрашивать при всех – ну так и что? Стыдного в этом вопросе ничего нет.
– Ель! – зажмурившись, позвал Никола, от волнения слишком громко. Он чувствовал, как Лавр недоуменно уставился на него.
– Ну что тебе еще? – Ель обернулся. В выражении его лица теперь было что-то по-настоящему нехорошее.
– Я хотел спросить, – заставил себя продолжить Никола.
– Спрашивай, – процедил Ель.
– Про камеры наблюдения. Они же висят повсюду, да? И, должно быть, работают, правда? Где-нибудь есть записи? – Никола говорил все быстрее, чувствуя, как полыхают щеки и сбивается дыхание. Хуже, чем во время тренировок в гимнастическом зале. – Люди устанавливают такие повсюду. Вы ведь должны знать, да?
Ель в ярости стукнул кулаком по столу, по белой его чешуе поползли розовые пятна. Иномирцы от души наслаждались этим зрелищем.
– Замолчи сейчас же! Не смей спрашивать меня о ваших поганых человеческих обычаях. Нам нет нужды шпионить друг за другом. Да как у тебя только наглости хватает интересоваться таким в твоем-то положении?! Надеюсь, твоя казнь – просто вопрос времени. Продолжаем! А тебе, – он вновь уставился на Николу, – я бы посоветовал сделать нам всем одолжение и попросту проглотить свой дрянной язык.
Никола втянул голову в плечи, пытаясь стать как можно меньше.
– Плохой момент, – одними губами сочувственно прошептал Лавр.
До конца урока они решали задачи о сопротивлении воздуха. Раз за разом Никола представлял себя тем самым телом, которое несется в пропасть, падает, а ему сопротивляется не только воздух – вообще все в этом мире.
Едва урок закончился, Лавр чуть ли не за шкирку вытащил Николу в коридор, не давая возможности остальным от души позубоскалить.
Утренней легкости после пробуждения как не бывало. Плетясь в гимнастический зал, Никола едва переставлял ноги, краем уха прислушиваясь к рассуждениям Лавра о фехтовании. Они определенно задумывались как подбадривающие, но эффект был ровно противоположный. Едва ли существовало еще хоть одно место, куда Николе не хотелось бы идти столь же сильно.
Он считал камеры, которые встречались по пути. Такой обычный, как казалось Николе, спутник человеческой жизни – они ведь стояли повсюду: у магазинов, банков, на заправках и у входов в школы и детские сады. Никто и не думал обижаться, а для иномирцев они оказались таким вот страшным оскорблением. Никола не удивился бы, окажись назавтра все камеры разбиты и убраны – хотя до этого никто их попросту не замечал.