Никола впервые слышал, чтобы кто-то из иномирцев говорил об Онатаре с таким пренебрежением. Сина сейчас была мыслями где-то очень далеко.
– Так нельзя, Никола. Наш путь – тот, который нам уготован, – стоит того, чтобы быть найденным и пройденным. Каким бы трудным он порой ни казался. Жизнь нужно жить, а не прятаться от нее.
Никола кивнул, не решаясь поднять взгляд на Сину.
– И итог этого прекрасного рассказа такой: кончай распускать нюни и делать вид, что не имеешь к змею никакого отношения. Подумай: может, это не он тебя отталкивает, а ты – его? Сам того не понимая. Но так ведь нельзя. Это твоя дорога. Что ж теперь поделать. Будто мы все от этого счастливы. Ну не послушал тебя змей разочек-другой, ну похохотали все – так мы сколько уж лет этим занимаемся.
– Очень воодушевляет, спасибо.
Сина вновь ткнула его локтем в бок. Никола ойкнул.
– Ну и неженка ты. Пойдем. Лес начинает злиться, что мы так долго тревожим его покой.
И правда: где-то над их головами в эту секунду громко ухнула несуществующая сова.
Полет
– Слушай, сейчас не обязательно, правда, – Лавр опустил руку Николе на плечо. – Клянусь, это первая и последняя сентиментальность от меня в твоей жизни, но на́ тебе еще одну клятву: для меня, Элоизы и родителей ты уже хорош таков, каков есть. Без всех этих полетов. Ну и небо с ним, с этим змеем, не хочет лететь, и не надо, ему же хуже, зачем крылья тогда растил…
Лавр говорил вроде шутливым тоном, но взгляд, которым он всматривался Николе в лицо, был очень серьезным. Похоже, здорово он всех перепугал своей истерикой.
Иномирцы перешептывались за их спинами.
– Когда они уже себе другое занятие найдут? – Лавр зло оглянулся. – И не надоедает же, честное слово!
– Да и пусть, – Никола улыбнулся. – Надо же чем-то еще пару столетий развлекаться. Будут обо мне легенды слагать. Легендарное посмешище.
– Иномирец бы сейчас сказал, что любая слава лучше забвения. А я из их числа, так что вот тебе слова неземной мудрости: любая слава лучше забвения.
– Ну тебя.
Никола на короткий миг тоже опустил руку на плечо Лавра. Улыбнулся Вязу с Льдинией. И зашел на постамент.
Голоса стихли. Никола просто заставил себя не замечать ничего. Он больше не станет бояться и прятаться. Он прикрыл глаза, сосредоточился на дыхании…
…Теперь змей отрастил не только крылья, но и длинную изящную шею. Он берег своих подопечных: для обитателей Корабля все осталось по-прежнему, в то время как само судно поразительно изменилось. Удивительно, что они все, находясь внутри, так и не заметили ничего! Хотя, должно быть, чувствовали – как чувствовали все происходящее со змеем. Впрочем, вся конструкция Корабля, которая проглядывала, осталась нетронутой.
У Николы перехватило дыхание. Огромное, прекраснейшее, могущественное создание замерло среди бесконечной темноты, прямо между этих звезд, и сам Никола тоже часть этой картины, не просто крошечная крупинка, а полноценный участник, это существо из света прислушивается к нему…
Змей по-прежнему парил на месте. Почувствовав внимание Николы, на этот раз не оттолкнул, а приветственно взмахнул крыльями. Потом еще раз – медленно, вальяжно, даруя возможность насладиться их невероятным, потусторонним блеском, миллиардом чешуек – и у каждой свой особенный цвет. Они, конечно же, были Кораблем, но в то же время – чем-то иным, сотканным не из металла, а из волшебства. Как бы иномирцы ни презирали это слово, иного Никола бы не подобрал.
– Я тут. Пожалуйста, не прогоняй меня.
Почувствовав, что Никола отвлекся от любования, змей обиженно ударил хвостом.
– Так ты снова красуешься, приятель! – Никола засмеялся. – Есть у меня один друг, вы бы точно нашли общий язык.
Змей как-то особенно доверчиво ухватился за слово «друг». Никола понял, что теперь говорить хочет змей, а не он сам. И что ему откуда-то знаком этот язык – тишина, которая все же умела звучать иначе. Особая – нездешняя – немота.
Никола увидел – так, будто он и сам был сейчас там, – смеющуюся женщину, сидевшую прямо между крыльев змея. Она была мускулистой, плечистой – Никола сразу вспомнил Сину, – а еще очень смелой и сильной. Никола знал: она умела охотиться, и сражаться, и разжигать огонь… Она была воительницей, но не любила беспричинных кровопролитий. Она всегда вставала на защиту тех, кого любила. Николе вспомнилось слово «валькирия», вычитанное в одной из человеческих книг. Женщина и змей парили у самого моря, холодного, северного, и брызги летели им в лицо, и они оба делались очень счастливы, и все было серым – и небо, и вода, и сам змей, и даже глаза наездницы. Только ее туго сплетенная густая коса казалась почти белой.