Навалившись могучими ладонями на стойку, Марк общается на повышенных с начальником. Тот злобно колотит правой рукой по столу, а левой нервно сжимает подлокотник инвалидной коляски.
— И кому ты поручишь дело? Максимилиану? Сэму? — яростнее налетел на Тима Марк. — У тебя не так много людей, да и то все неопытные!
— Они хотя бы полицейские!
— Тим! Не заставляй меня повторно вдалбливать доводы в твою упрямую башку!
— Это ещё неизвестно, у кого башка упрямее! — ткнул шериф узловатым пальцем в собеседника.
В бессильной злобе Марк опустил глаза и шумно выдохнул. Затем их дрожащие взгляды вновь сцепились, как два диких барса. По лбу Феррана от напряжения потёк пот.
— Признайся, что ты просто упёрся в принципы, — уже спокойнее продолжил непростой разговор Марк. — Я же сказал, что все материалы лягут тебе на стол — делай с ними, что хочешь! И какая тебе разница: буду работать над этим делом я или другой?
— Ты подашь дурной пример безмозглым, — прокряхтел Тим. — У меня и так город на ушах стоит, а тут ещё ты! Герой выискался…
Задумчиво почесав подбородок, шериф небрежно глянул на меня и долго рассматривал, пока не выдал в пустоту:
— Ладно, Марк, будь по-твоему. Людей не хватает, так что можешь поработать на полицию. Справишься — подумаю над тем, стоит ли возвращать тебе значок. А кто это здесь?
Лениво повернув голову в мою сторону, Стальной Тим дал понять, что адресует вопрос именно мне. Моментально обернулся и Марк, черты лица его расслабились и расцвели. Он, в отличие от начальника, быстро меня узнал, и его глаза неопределённо дёрнулись.
— Я Кейт, — громко ответила я, не сходя с места, — Кейт Бри. Мне передали, что мой дядя был убит…
— И, к сожалению, это правда, — угрюмо склонился над бумагами Тим. — Тело нашли утром.
Шериф достал из ящика маленькую звёздочку, задумчиво повертел руках, после чего принялся что-то писать на клочке бумаги:
— Ты ведь хочешь знать, что произошло, Кейт? — прогудел он, споро орудуя карандашом.
— Вроде того.
— А об этом тебе поведает Марк. Вот, — протянул инвалид здоровяку записку и звёздочку, — ты на испытательном сроке, что-то вроде стажёра. Если распутаешь дело, может быть, я тебя восстановлю. А теперь иди расскажи всё нашей гостье. Каждый вечер приходишь с отчётом!
Молча выслушав наставления, Марк сгрёб значок с запиской, отвесил сдержанный кивок и побрёл к выходу.
— Идём, — сказал он мне.
Оставив усталого и несколько озлобленного шерифа, мы покинули участок. Псина на улице вновь на секунду заинтересовалась нами, чтобы с безразличием проурчать и продолжить бороться с костью.
Стоило отойти пару шагов, как Марк криво улыбнулся и мощно приложил громадной ладонью по плечу:
— Ну, рад тебя видеть, Кейт! Сколько прошло? Лет двенадцать?
— Пятнадцать, вообще-то — проворчала я в ответ, потирая ушибленное плечо.
— Пятнадцать… Долгий срок.
— Ага, не короткий.
— Ты сильно изменилась. Я помню тебя ещё совсем девчонкой. Во сколько ты уехала?
— Мне четырнадцать было.
— Энгриль после этого сильно сник…
Или сделал вид. За всю сознательную жизнь я никогда не чувствовала, что была нужна дяде. Скорее была обузой, на которую Энгриль смотрел и думал: «Что же с тобой делать?». Когда я уехала, он должен был вздохнуть спокойно.
Разве что пришлось учиться готовить.
— Как доехала?
— Нормально. Зачем вообще присылали гонца?
— Ну, — задумчиво прищурился Марк, отводя взгляд, — думали, тебе будет небезразлично. И вот ты решила приехать.
— Сама не знаю, зачем, — пришлось поправить съехавшую сумку.
Мы миновали дом Грэма и свернули на улицу Маргрете. А Грэм продолжает разводить голубей: с чердака, где устроена голубятня, слышны их оживлённые беседы. Энтузиаст решил наладить голубиную почту.
Марк всё не затыкается:
— Со времени твоего отъезда многое изменилось…
— Слушай, меня ностальгия как-то не ударила, так что давай обойдёмся без пустого трёпа, — раздражённо перебила я здоровяка.
— Ладно, — погрустнел Марк, — ты же хочешь знать, что случилось с Энгрилем?
— Да.
— С чего бы начать…
— Скажи-ка, кто его убил, есть подозрения?
Здоровяк перепрыгнул небольшую лужу, оставшуюся после недавнего дождя. Засунув руки в карманы, недобро цокнул языком:
— Завёлся тут один маньяк, Энгриль его разыскивал. Думаем, от его руки и умер твой дядя.
— Что за маньяк?
— Его прозвали Душегубом. Промышляет уже два месяца. Сперва похищал и убивал только детей, но со вчерашнего дня занялся и взрослыми: убит Энгриль, а также пропал Васкер Чеф — свидетель, что накануне описал убийцу. Кроме того, Душегуб проник и ко мне в дом.
— К тебе? — исподлобья глянула я на Марка.
— Да, — почесал глаз здоровяк, — я помогал Энгрилю в расследовании, поэтому, видимо, и попал на карандаш. Чтоб его…
— Подозреваемые есть?
— Нет. Больше месяца мы с Энгрилем работали, проверили около десятка уродов, но никто не подходит на роль Душегуба.
Какое-то время прошли молча, поскальзываясь на сопливой грязевой дороге. Ветер злобно кусает за лицо и норовит залезть за шиворот.
Вокруг мелькают знакомые дома, знакомые люди, доносятся знакомые звуки и запахи. И всё тот же колючий стыд за безразличие. Что уж поделать, никогда я не любила Гавару.
— А сколько детей убил Душегуб? — сорвалось у меня.
— Зачем спрашиваешь?
— Да так… просто…
Марк скосил глаза, вспоминая:
— Четверо. То есть пятеро.
Прилично для такой маленькой дыры.
А вот и дом Энгриля — унылая темница, в которой мне довелось провести четырнадцать лет жизни. Одноэтажный дом с покатой красной крышей, местами обнажённой кирпичной кладкой и просто-таки микроскопическими окнами, отчего, помню, внутри и не бывает светло.
Раньше перед домом росло пять яблонь — осталось лишь три. Сухие ветви корчатся в агонии — в детстве я этих страшил даже боялась. Они напоминали чудовищных демонов из страшных сказок. Дядя отчего-то не умел придумывать добрые…
— Почему из трубы валит дым? — кивнула я на седой эфирный столб.
— В доме сейчас Сэм. Ты должна его помнить: вы вместе ходили к госпоже Гай на занятия.
Да, конечно же, тот самый гиперактивный кудряш. Пятнадцать лет назад ни за что бы ни предположила, что он станет полицейским.
— И что он там делает?
— Осматривает место преступления, улики ищет.
— А ты?
— А что я? — брякнул Марк с искренним недоумением.
— Разве не ты должен этим заниматься? — уточнила я.
Отворив калитку, я первой вошла во двор. В глаза бросается эхо чистоплотности дяди: листьев на земле почти нет, никакого мусора.
Марк меж тем тянет с ответом.
— Ты ничего из нашего разговора не поняла… В общем, я уже три года как не работаю в полиции…
Я даже остановилась невольно:
— И взялся расследовать это дело, чтобы вернуться на службу? — кинула я через плечо.
— В том числе.
— Эй, там! — выкрикнула физиономия из окошка, — Марк, кто с тобой?
— Это Кейт. Помнишь её?
Видимо, нет, раз так долго скрипят шестерёнки у него в голове. В конце концов, он просто махнул рукой, призывая входить. Марк нетерпеливо подтолкнул меня к двери. Пора зайти в гости к покойному дяде.
Стоило переступить порог, как на меня хлынул до боли знакомый запах. Да, именно так и воняла моя берлога. Пол скрипит именно так, как и должен, всё вокруг именно такое, каким и должно быть.
Тесная прихожая: справа на вешалке висят куртки, пальто и шарфы. На антресолях впитывают пыль старые коробки и банки. У стены в ряд выстроилась обувь, заботливо подлатанная и неизменно вычищенная. Как рассказывал сам Энгриль, его к чистоте и порядку приучил отец-военный. Один из последних военных на Земле.