— Что вы хотите услышать от меня? — сказал сухо Нексин, решив избрать в отношениях с Резником официально-деловой тон.
— Пришли поставить вас в известность, Алексей Иванович, — сказал Резник, насторожившийся неприветливостью директора. — Решить, как быть с этим случаем… С производственной травмой…
— Леонид Семенович, если вы пришли мне рассказывать о том, что такое производственная травма, то я без вас хорошо знаю, что это значит… Ближе к делу… Я так понимаю, что случай с Кишкелсом для вас не впервой в лесхозе… В таком случае какие ваши предложения?..
— Да, к сожалению, иногда бывает… Если все оформлять официально, получается, что год только начался, а мы по отчетности о травматизме уже попадаем во все обзоры, начиная с нашего же главка до контрольных органов… Дело даже не в этом, хуже, что нас включат, а я уверен в этом, в список предприятий, проверяемых по охране труда. Такое совсем не нужно. Вот я и подумал: может не регистрировать? Пришли спросить вашего совета…
— Леонид Семенович, а кто у нас в лесхозе отвечает за травматизм?.. — вкрадчиво и теперь уже с ласковой иронией в голосе спросил Нексин. Выждал паузу и продолжал: — Вы, насколько известно… Ну а что до моего совета?.. — Нексин на минуту замолчал, переводя взгляд с Резника на мастера. — Вот вам что скажу: когда у одного философа спросили: «Что на свете легче всего?» Он ответил: «Советовать другим…»[3] Вот и я советую: решайте случай как нужно!.. Кстати, что теперь с лесорубом?..
— Он дома… — сказал мастер Варкентин.
— Думаю, что отойдет, — добавил Резник. — Я с ним сам поговорю, дадим возможность отлежаться дома недельку, а понадобится — дадим больше и закроем табель выходов на работу еще на неделю…
— Нехорошее слово вы, Леонид Семенович, употребили, не к месту, — сказал Нексин, словно и не слышал главного, сказанного Резником, предложившего скрыть травму. — Слово «отойдет» очень плохое в нашем случае, и как только вас угораздило вспомнить такое слово? Я, конечно, не суеверен, но не нужно было его употреблять, сказали бы «выздоровеет» или «поправится», а то «отойдет», словно собрался в иной мир… Пусть парень живет в этом мире… Рано ему еще «отходить»… Варкентин, а как вообще могло такое случиться?
— Он сам виноват. Работал без каски, в одном подшлемнике… Всегда им, видишь ли, спецодежда неудобная. Одел бы каску, таких последствий не было.
— На это обстоятельство, когда будете беседовать с Кишкелсом, сделайте сильный акцент, чтобы у него самого появилось чувство вины в случившемся, — сказал Нексин, — потом подумал и добавил: — Все же он пострадал, выплатите ему что-нибудь дополнительно… Премию… Он будет думать, что вы о нем заботитесь, невзирая даже на то, что сам и виноват…
Так начался третий рабочий день Нексина в конторе лесхоза. Он понимал, что придется ему сюда ходить точно так же и завтра, и послезавтра, иногда куда-то выезжать, бывать на производстве, — это обычная работа и серые будни. Он не знал, как долго может продлиться такая рутина, нормальная для простого человека, но не для него, незаурядного, живущего не для того, чтобы прозябать в этой глуши. И он снова задумывался о том, как найти себя в новой должности, как выделиться и заявить о себе. Для него это было похоже на навязчивую идею, как ожидание славы артистами и политиками. Нексину уже давно — с тех пор, как ликвидировали обком партии, — не хватало, как воздуха, ощущения собственной значимости и публичной похвалы. К тому же ему было важно, чтобы и Елена Аркадьевна — самый близкий ему человек, — думала о нем как о человеке необычном, не таком, как все.
И как только Резник и Варкентин вышли из кабинета, Нексин сразу же присел к столу и стал обдумывать и набрасывать на листе бумаги сюжет предстоящей съемки для телевидения. Как нельзя кстати представилась теперь для него удачная возможность рассказать о себе, показать себя. Он даже не сомневался, что все получится, но по-прежнему оставалась загадка: каким образом вдруг на телевидении решили снимать именно лесхоз в Залесье?