«А скажите, товарищ, значит, вы признаете, что были щенки?» — спросил Нексин. «Разумеется», — ответил заведующий. Нексин продолжал: «У нас, конечно, нет прямых доказательств того, что щенков продавали, а вырученные деньги присваивали, но ведь вы, раздавая щенков, получается, разбазаривали собственность государства, коей являются щенки. Что на это скажете?» Заведующий было растерялся от такого неожиданного поворота, но быстро собрался с ответом, улыбнувшись, сказал: «Я забыл указать в объяснении вашему помощнику, что щенки не питомника. Они от овчарки Пальмы, которая живет при станции, но с нашими кобелями у нее случки не было, она понесла от какого-то приблудного пса».
Нексин побелел лицом, понимая, что ветеринар своей находчивостью и наглостью, его выставил дураком, но быстро нашелся и спросил, стиснув зубы: «Ну а кроли у вас тоже пришлые? Наверное, из леса!..» — «Нет, я разрешил их выращивать нашей рабочей, у которой много детей, а их нужно кормить, но с ее мизерной заработной платы прокормить трудно. Кроли были для нее хорошим подспорьем. Я в этом ничего криминального не вижу». — «А скажите, товарищ заведующий, — спросил Нексин, — когда ваша рабочая занималась кроликами? В рабочее время?» — «И в рабочее, и после…» — «Это возмутительно, — сказал Нексин. — У него люди получают от государства зарплату, но тут же извлекают для себя выгоду на рабочем месте… Я считаю, что заведующий должен быть наказан, и, учитывая, что он, как минимум, не искренен на бюро, явно не договаривает, его следует более подробно допросить, для этого предлагаю передать материалы прокурору», — подвел свое выступление Нексин. С ним никто не стал спорить, все сделали так, как он сказал. Через месяц в отношении заведующего ветеринарной станцией милиция дело прекратила, не найдя состава преступления ни в эпизоде со щенками, ни с кроликами.
Теперь, в ресторане, Нексин вспомнил все, вспомнил отчетливо, словно было вчера. За соседним столиком, слушая Рудольфа, покатывались смехом; рассказчика, оказывается, слышали и другие посетители ресторана, и «случай с собакой и кроликами на бюро райкома партии» начал превращаться в забавную историю, из каких потом родятся анекдоты. Улыбалась и Елена Аркадьевна; она прямо у Нексина не спрашивала, но в ее взгляде читался вопрос: действительно было возможно подобное?.. Нексин молчал, тоже пытался улыбаться, но улыбка у него получалась кривая и вымученная, он боялся, как бы шатен с усами и бородкой не узнал его, главного героя этой истории, и терпеливо выжидал, когда все закончится и все успокоятся.
Рудольф так и не узнал Нексина, а потом и вовсе перестал оглядываться по сторонам, увлекшись тем, что был в центре внимания публики и оказался маленьким героем вечера. Наконец, подытоживая короткий экскурс из своей биографии, вытащил из кармана пиджака красную коленкоровую книжицу — партийный билет — и сказал:
— А теперь мы устроим эдакое средневековое аутодафе этой вещице, которая, конечно, сама по себе ни в чем не виновата, но, я считаю, она есть зловещий символ чумы в головах людей и олицетворение идеологии шутов и жуликов, которая десятилетиями заставляла жить людей в позоре… — По Рудольфу было видно, что все, о чем он говорит, если не принимать во внимание некоторую театральность слов, для него было очень важно, он искренне переживал, и он продолжал: — Да, для меня все, что сказал не только символично, но и очень лично!
Рудольф вышел из-за стола, сделал несколько шагов к камину и бросил партийный билет в малиновый жар прогорающих дров. Книжица только мгновение тлела на углях, пуская вонючий от коленкора дымок, как ее охватило ярким пламенем, и в считаные секунды огонь сожрал символ партии коммунистов. За столом Рудольфа и за соседними столиками раздались радостные восклицания и дружные, звонкие аплодисменты. Народ потянулся к бутылкам и стаканам, чтобы отметить происшедшее у них на глазах необычное дело, знаковое, можно сказать, событие, которое было даже трудно себе ранее представить. И никто, ни один человек в ресторане не возмутился, не высказал сожаления по поводу увиденного.
Нексин больше не пытался улыбаться: его настолько ошеломил поступок этого Рудольфа, что он хотел сначала закричать и броситься к нему с кулаками, но от неожиданности не мог встать со стула и только судорожно кривил губы; потом, когда услышал вокруг смех и аплодисменты, и понял, что Рудольф может его узнать и всем сказать о нем, резко сник, как-то странно втянул голову в плечи, словно его сверху ударили чем-то очень тяжелым. У него и взгляд стал потухший и бессмысленный, казалось, еще чуть-чуть и закатятся, как у покойников, глаза… Из этого ступора его вывела Елена Аркадьевна, которая испугалась вида Нексина, по-своему расценив его, схватила за руку.