Неплохо, да?
Наступил «день х».
В таймпокит, в котором «прихожая», был доставлен Илия Ландис, молодой здоровый парень с крупными мозолистыми руками шоферюги.
Через спойсет, из его времени припёрли старика-миллиардера.
Обсудили какие-то незначительные вопросы и решили приступать.
Молодой Ландис вёл себя на удивление достойно. Волновался, конечно, но отступать и не думал. На банковский счёт его жены была перечислена необходимая сумма для лечения ребёнка. Девочку уже увезли в одну из престижных клиник.
В это время медики лечили буквально всё. Но не всех. Вопрос упирался в деньги.
Закрыли перемещенцев в колбы. Бэт застучала по клавиатуре. Она сильно волновалась. Даже вспотела.
Закончила, встала со стула.
— Ну что? Начали.
Рыжов согласился:
— Нажимай.
И Бетти нажала красную кнопку.
Коротко прогудел трансформатор. Тусклый свет в кабинках мигнул. Рыжов осторожно открыл дверцу колбы с Илией. Тот вышел и строго спросил.
— Что? Всё? (На немецком, естественно).
Он удивлённо огляделся и указал на вторую колбу:
— Подождите… Я же входил, кажется, — туда.
— Да, господин Бауэр. Всё прошло нормально, — заверила его Бэт.
Из второй кабины выбрался трясущийся старик. Он ткнул пальцем в обновлённого Илию и попросил:
— Посмотри во внутреннем левом кармане — фотография. Дай её мне.
Парень нахмурился, пошарил в кармане, достал фото и протянул его старику. Тот так и держал портрет девочки в руке.
— Спасибо.
И шагнул в колбу.
Бетти долго стучала по клавиатуре, прежде чем отправить старого Бауэра в нужное место. Наконец старик исчез, а следом в колбу вошёл Денис.
Он появился на лестничной площадке большого дома. Даже — дворца.
Где-то на улице гомонил народ и смеялись дети. В левом крыле здания громко спорили мужчина и женщина.
Денис склонился к деду.
— Поре. Ес ис совейт.
Тот с трудом встал.
— Эйн секундэ.
Приблизил к лицу фотографию девочки и поцеловал её.
— Их бин фертихь. (Я готов).
Денис надавил старику на плечо, слегка сгибая его. Взял одной ладонью за затылок, другой за подбородок, двинул против часовой стрелки. Как только почувствовал сопротивление, рванул голову обратно, уже по часовой. Тонкая шея деда хрустнула, и труп покатился по лестнице.
Соколов поднял фотографию, сунул в карман и нажал кнопку на маяке.
Вынырнул в «прихожей». Вышел из колбы.
— Ну как тут?
— Да вроде нормально, — ответила Лодж, — а у тебя?
— Всё в порядке.
— А где Рыжов, где Варя?
— Пошли Юргена проводить. Давай я тебя отправлю…
Денис вышел в спортзал.
В помещении толкались человек десять.
Двое крутили руки Рыжову, прижимая его к полу. А один у Варвары за спиной пытался застегнуть на её ручках наручники. Зря он так. Только разозлил.
— Ах вы суки! — взревел Соколов, и приступил к отхреначиванию этой толпы.
Через полминуты все нападающие валялись, с травмами различной степени тяжести.
Денис схватил Варю, затолкнул её в колбу, сказал:
— Пусть сразу отключит питание этой колбы. Поняла? И сразу отправляйся домой.
И ударил по кнопке.
Слишком долго разговаривал. В спину впились жала электрошокера. Соколов в конвульсиях грохнулся на пол.
Варя снова оказалась в своей усадьбе, в кабинете. За окном — ночь. Но на столе стоял фонарь, который Рыжов забыл забрать, и он освещал комнату.
Варвара Ильинична устало села в кресло и закрыла лицо руками.
Ясно было, что они попали в какую-то нехорошую историю. Но она верила, что Иван её не бросит. Он обязательно к ней вернётся.
Потом вдруг похолодела: «А если — нет… А если его там убили… Господи! Что делать?! Что предпринять?!»
Она огляделась. И вдруг поняла, что может навсегда остаться в этом доме. Всю оставшуюся жизнь прожить в этом, Богом забытом, медвежьем углу. Без Ивана!
Её затрясло, заколотило. Она подобрала с пола шаль, брошенную когда-то в спешке на пол, завернулась в неё, залезла с ногами в кресло и замерла в прострации.
Наверно она задремала. Потому что не слышала, как в комнате кто-то появился. Он потрогал её за плечо.
— Варя… Варенька…
Варвара открыла глаза.
К ней склонился Денис.
— Варя, не бойся, это я.
Варвара сидела у Соколова на коленях, прижавшись к такому родному и, в то же время, незнакомому мужику. Щетина, как у взрослого. И в плечах стал шире. И голос грубый.
А он, успокоив Гагарину, рассказывал о своих приключениях.
Соль истории в том, что они всё правильно сделали, всё предусмотрели. Не предвидели только одного — руководство института имело возможность отслеживать состояние счетов своих сотрудников. Банк, в котором обслуживались Рыжов и Лодж, принадлежал институту. Кто же знал.
Надо было просто отрыть счета на предъявителя, такие же, как и для Илии Ландиса в банке в Швейцарии. Так нет же — «так удобней».
Директорат послал специальное подразделение полиции времени арестовать обоих сотрудников и привезти в институт для строгого разговора.
С потерями, но удалось арестовать двоих.
Но Рыжов, воспитанный на Саратовской действительности, послал всех. Не ваше, мол, собачье дело.
— Ишь, ты! Всё-то вам надо знать! — горячился он. — У меня есть своя жизнь. А вы — не правительство. Если есть какие-то претензии — идите в суд. Нет претензий — идите нахрен.
Директорат, состоящий из двух мужиков и одной женщины, помыкался-помыкался, да на ту же задницу и сел. Ни устранить, ни уволить, ни Рыжова, ни Лодж они не могли. Половина исследовательской работы висела на них. А эта парочка сразу пригрозила уходом из института.
В конце-концов перед ними извинились, и всё осталось по прежнему.
А вот с Соколовым всё сложнее. Документов у него нет. Никаких. Его вообще в Европе того времени существует. Никаких данных.
Дело, конечно же, замяли бы. Но работники «Полисетайм» сами подали в суд, за нанесение побоев.
Судьи, естественно, находились в замешательстве.
С одной стороны — силовая структура, без решения суда, ворвалась на территорию частной собственности. С какой целью подразделение оказалось в доме Рыжова, никто не сумел объяснить. Это и понятно. Институт очень хорошо оплачивал их работу, и раскрывать участие в этом деле руководства института никто не посмел.
А с другой стороны — у девяти человек из группы засвидетельствованы тяжкие телесные повреждения. Двое сотрудников в реанимации с особо тяжкими. При этом, вся эта команда инвалидов утверждает, что их избил один человек. Что само по себе уже казалось фантастикой.
Короче, судья подумал-подумал, да и сунул для острастки Денису шесть лет колонии. Ну, так… На всякий случай.
Отсидел от звонка до звонка. Только вышел, и Бетти сразу отправила его к Варе.
Вроде бы ничего хорошего, но зато, при выходе из тюряги, он получил европейское гражданство. Ещё и банковскую карту с тысячей едэнов подъёмных вручили. А Рыжов с Лодж уже предложили ему следующее дело. Бетти, как всегда, не сидится на месте.
Так, под разговоры, держа Вареньку на коленях, оба и уснули.
Утром двери в кабинет открылись и на пороге возникла Глафира.
Варенька вскочила с колен Дениса. В замшевой курточке и джинсовых брючках она растерянно не понимала, что сделать, что сказать.
А Глаша осмотрела её сверху вниз, потом снизу вверх. Развела руки и выдала басом: