Все закивали как кони.
— Конешно, матушка. Воля ваша. Как скажете.
— Отлично. Франц Карлович, что у вас намечено на сегодня.
— Съезжу на левый берег, проверю покосы и огороды. Если земля прогрелась, надо садить морковь, репу и чеснок.
— Хорошо. Ступайте. А ты, Захар?
— Я конюшню поправлю. До вечера работы хватит.
— Замечательно. Иди.
Гагарина проводила инструктаж.
— Приедет иерей Аркадий. Вернее всего — он будет один. Ваня, к нему надо обращаться «ваше преподобие». Встретишь на крыльце, встанешь на колени. Понял?
— Понял, конечно.
— Глаша и Мария знают что делать. А ты должен идти впереди и открывать двери. И кланяйся, кланяйся. Понял? В глаза священнику не смотри. Это тебе не ровня. Скромно смотри в пол, склонив голову. Нам не нужны неприятности. Прояви свой актёрский дар.
— Угу, — кивал Денис.
— Пригласит на исповедь, — особо тупым не прикидывайся, но и не умничай.
Прошла в гостиную.
— Ладно. Всё. Сидим, пьём чай. Ничего не знаем. Глаша, давай самовар.
Гагарина и Мария взяли пяльцы и что-то вышивали. Глаша гремела кастрюлями на кухне. Денис сидел на табуреточке в углу.
Во дворе загомонили. Варя встала.
— Началось… Ваня — на крыльцо.
Вышли на веранду. За оградой из телеги выбрался поп. В сопровождении нескольких крестьян он шёл к усадьбе шагом отставного рекрута. В чёрной рясе и в скуфии, в руках держал чётки и какой-то томик. Худощавый такой, высокий, чернобородый с проседью. Глаза умные, взгляд спокойный.
Подошёл к крыльцу. Все бухнулись на колени. Варя попросила.
— Благословите, ваше преподобие.
Тот перекрестил склонившиеся головы.
— Благословляю вас, дети мои. Встаньте.
Все подошли поцеловать ручку.
Варвара шагнула в сторону, пропуская вперёд Глашу с поносом. На подносе рюмочка, три тарелочки. С грибочками, с огурчиками и с редечкой.
Поп перекрестился, огладил бороду, взял рюмку и с достоинством опрокинул её в себя. Подцепил вилочкой кружок огурчика.
— Благодарствую, храни вас Бог.
— Проходите, ваше преподобие, — засуетилась Гагарина, — проходите. Позавтракаете.
— Я уже.
Поп прошёл в гостиную.
Сопровождающие его крестьяне двинулись было следом, но поп рявкнул.
— Куда! Стойте тут!
Денис шёл перед ним, открыл двери, подставил стул, низко поклонился. Священник сел, остальные стояли.
Поп обратился к Варваре.
— Варвара Ильинична, ты, наверняка, удивлена моим приходом.
— Ах, батюшка, есть некоторое удивление, но и радость в душе тоже есть. Хотелось, чтобы вы почаще ко мне заходили. Я-то в церковь хорошо, если три раза в год выберусь. Всё — дела, всё — дела. Да и далеко.
— Знаю, что ты пожертвовала церкви уже много раз. Это похвально. Но я к тебе, Варвара Ильинична, по другому делу. Пришли ко мне твои крестьяне с жалобой. Говорят — ты привечаешь юношу, в которого бес вселился. Люди они, конечно, тёмные — приврут, глазом не моргнут. Но я должен прислушаться, уж не обессудь. Недовольство холопов может обернуться в бунт.
Варя стояла с раскрытым ртом. Потом, весьма артистично «справилась» с изумлением.
— Ничего не понимаю…
Поп глубокомысленно покивал.
— Во-первых, твой, Варвара Ильинична, крепостной — Петр Прохоров, утверждает, что его побил родной сын. Несколько раз. А когда он собрал мужиков в деревне, чтобы проучить неслуха, тот побил всех мужиков. Один отрок, побил четверых мужиков. Уж не сатана ли ему помог? Этот непочтенный отрок у тебя в усадьбе служит… Что скажешь?
— Да, ваше преподобие. Вот этот отрок, — она указала на Дениса. А тот склонился в поклоне.
— Ага, — удовлетворённо повернулся к Соколову поп, — ну, расскажи, сын мой, что там у вас случилось.
Денис, не поднимая головы, стрельнул глазами на Гагарину. Та слегка кивнула ему.
— Мой отец, ваше преподобие, пьюшший.
— Ну. Все этим грешат.
— Он как напьётся, так зверь-зверем. Тот раз он начал маму бить. Забил до беспамятства. Я… Я не выдержал — ударил его. Я боялся, что он убьёт маменьку.
Аркадий пошевелил бровями.
— Мать подтвердит?
Мария рухнула на колени.
— Все правда, батюшка. Всё истинная правда. Если бы не Ванечка, уже на погосте бы лежала.
Поп снова повернулся к смиренному Денису.
— Ты его избил?
Соколов пожал плечами.
— Один раз ударил. Сильно не бил, побоялся пришибить до-смерти. Рука-то у меня тяжёлая. Он упал и уснул.
— А потом?
— А утром он снова на меня… Напал. Только я его ни разу не ударил. Ни разу… Руки подставлял, да голову берёг. Потом он схватил топор и хотел меня убить. Но я топор отобрал…
Священник решительно встал и вышел на веранду.
— Пётр! Иди сюда!
Завёл Прохорова старшего в гостиную, снова уселся. Скомандовал Денису.
— Повтори.
Тот повторил.
— Так было дело? — Строго спросил отец Аркадий.
Петр посмотрел на Дениса, на Марию, на Гагарину. Насупился.
— Ну, так.
— Ты хотел своего сына убить?
Петр ещё больше насупился.
— Он отца не чтит…
— А что ты сделал, чтобы он тебя чтил?!
— Я его породил!
Отец Аркадий грохнул кулаком по столу.
— Замолчи!.. — он зло перевёл дыхание, перекрестился три раза, — Господи прости, Господи прости, Господи прости. Не по воле своей грешу злонравием!..
И снова к Петру:
— Ты хотел лишить жизни своего сына и свою жену? Ты знаешь, что покушение на смертоубийство, есть — преступление?! Ты слышала, Варвара Ильинична? Пожалуй, сообщу я о нём. Пусть пойдёт под суд честной.
Петр так и стоял, насупившись и зыркая исподлобья. Тишина стояла пару минут. Иерей грозно оглядывал присутствующих. Остановился взглядом на Денисе. Хмыкнул.
— Ну, то, что этот бычок отлупил четверых мужиков, не удивительно. Сколько тебе лет, отрок, что-то я запамятовал.
— Семнадцать, ваше преподобие, — склонился Соколов.
— Я вижу, Варвара Ильинична, что бесов тут изгонять не надобно. Тут жалобщиков в кнуты брать следует… Ох, темнота. Что за народ у нас? А? Как ты с ними управляешься? Ума не приложу.
Варвара сморщилась, скривила губы, всхлипнула, заблестела слёзкой.
И тут выступила вперёд Глаша.
— Ваше преподобие! Варвара Ильинична у нас — святая! Истинно говорю вам — святая!
Поп размашисто перекрестился на восток. Все повторили за ним. После поинтересовался:
— А что это Иван так вырядился?
— Ах, ваше преподобие, — снова прослезилась Варвара, — Серёжа всегда мечтал, чтобы у двери стоял лакей.
Поп ухмыльнулся. Потом как бы спохватился:
— А вот ещё до меня дошёл слух, что ты, Варвара, у помещика Ливанова лошадь застрелила.
Варя, не поднимая глаз, отвечала:
— Ливанов в гости приехал, и начал непристойно себя вести.
— Он, что — попытался…? — вопросительно протянул Аркадий.
— Да… Он покусился на мою честь. Но… Я вынуждена была оставить Ливанова ночевать в усадьбе. В ночь выгонять гостей на улицу это не эстэтиек. И приказала Ивану спать у моего порога. И Марго всегда со мной.
— Марго?…
— Марго, — это шпиц. Собачка. А когда Григорий Семёнович пытался прокрасться ко мне в спальню, он наступил на Ваню и упал. Тут и Маргоша ему в ногу вцепилась.
Варя перевела дух.
— А утром, перед тем как уехать, Ливанов застрелил из пистоля Марго. А я за неё двадцать рублей золотыми отдала в Архангельске. Графиня Милевская подтвердит. И любила я её. Сильно любила. Она такая… А его кляча и того не стоила.
— Так ты её застрелила, таки?
— Грешна, ваше преподобие. Застрелила. Сначала хотела Григория Семёновича продырявить, но вовремя опомнилась.
Потом вскинулась.
— А он тоже хорош. На женщину пистоль целить. Хорошо, хоть Ваня меня собой закрыл…
— Так он и в тебя собирался стрелять?!