Ливанов очнулся, когда на него побрызгали водой из ручья. Его руки, за спиной вокруг сосны, были связаны его же плёткой. Он насупился, огляделся, задёргался.
— Эй! А ну, отвяжите меня! Отвяжите, немедля!
Из-за спины вышел Денис, встал перед пленником.
— У меня к тебе есть вопросы…
— Да как ты смеешь! Холоп! Быдло!.. Ох!
Он получил в солнечное сплетение и снова потерял сознание. Очнулся от горсти холодной воды на лицо.
— Не надо кричать, — спокойно сказал ему Денис, — нам надо поговорить без истерик.
— Ты, тварь! Да ты знаешь — кто я?!.. Ох!
Удар в печень снова вывел его из строя. Поток воды на голову привёл его в сознание. Денис стоял перед ним и задумчиво смотрел на привязанного, как столяр смотрит на берёзовую заготовку. В руке он держал мокрый Ливановский сапог, из которого и поливал того.
Молчание затянулось. Наконец Григорий открыл рот:
— Чего ты ждёшь, ничтожный?
— Жду, когда ты снова начнёшь кричать…
Подождал немного, и ударил снова в грудь. Привязанный задохнулся, но сознания не потерял. Прохрипел:
— За что?.. Я же не кричу…
— Это, чтобы ты понял — кто тут главный. Так что скажешь? Кто тут главный?
— Пшёл прочь, скотина!.. Ох!
Денис поморщился.
— Вроде ребро сломал. Да ладно. Всё равно убивать.
И пошел с сапогом к ручью.
9
Очнувшийся Ливанов уже смиренно молчал. Денис почесал подбородок.
— Итак — вопросы. Первый…
— Я больше не буду…
Соколов удивился?
— Чего не будешь?
— Обижать Гагарину… Ох!
Процедура с сапогом повторилась. Денис невозмутимо продолжал.
— Не надо меня перебивать. Итак. Первый вопрос — у тебя деньги есть?
— Нет.
— Мда-с… Тогда — зачем ты мне нужен?
Ливанов никогда не слышал о киднепинге. Но понял, что сейчас его будут убивать.
— Есть! Есть деньги!.. Ох!
Сапог. Вода. Пробуждение.
— Не надо кричать. Мы всё можем обсудить спокойно.
Соколов говорил тихо, вежливо и доброжелательно. Ливанов захрипел:
— Кто ты?.. Что ты за человек?.. Ты не человек…
— Да как хочешь… Давай сначала… У тебя, как я понял, есть деньги…
— Да, есть. В кошельке.
— Это я уже знаю. Там всего двадцать рублей ассигнациями.
— Больше нет.
Денис почесал бровь.
— Меня интересуют более крупные суммы. Например, тысяча. Нет… Три тысячи. Сможешь ты заплатить за свою жизнь три тысячи рублей?
Ливанов сразу сориентировался:
— Одну тысячу.
— Что — одну тысячу?
— Я могу дать одну тысячу.
— Отлично, — кивнул Соколов, — значит три у тебя, всё же, есть?
— Это же грабёж. Это бесчестно, — обессилено всхлипнул барин.
А «холоп» печально объяснял:
— Да, дружище. Это грабёж. И это нечестно. Увы. Такова жизнь… Скажу откровенно, — не следовало тебе напирать на Вареньку. Она святая женщина, никому, ничего плохого не сделала. Сидел бы ты в своей Юроме, и всё было бы в порядке.
Денис профессионально вел разговор к нужному ему итогу.
— Давай договоримся: Ты мне подскажешь, где мне взять три тысячи… Мои три тысячи. Я пойду и возьму эти деньги. Потом приду сюда, развяжу тебя, и иди куда хочешь.
— Ты заберёшь всё. Ты заберёшь. Я же вижу, — сипел Ливанов. Видимо, действительно рёбра у него были сломаны. Дышал он часто и мелко.
Соколов горестно вздохнул.
— Господи… Ты что? Ты деньги ценишь больше, чем жизнь? Ты же сможешь ещё накопить. Не понимаю, в чем трудность… Я же сейчас буду тебя бить… Больно… Ну?
— Хорошо, — сдался Ливанов, — деньги в сундуке. Сундук в моей спальне.
— Сундук большой?
— Высотой… — Григорий облизнул пересохшие от боли губы, — по колено. И шириной — в локоть.
— Тяжёлый?
Ливанов расстроено повесил голову.
— Тяжёлый. Там золото.
— Окно в спальне есть?
— Есть, конечно.
— Куда смотрит окно?
— На лес смотрит.
— Ладно, проверю… Собаки?
— Два пса на цепях. Но они тех окон не видят…
— Ключ от сундука?
— У меня в кошельке.
Соколов ударил Ливанова в печень, задев сломанные рёбра. Тот хрюкнул и снова потерял сознание, повиснув на завернутых за спину руках. Денис не спеша зашёл сбоку и крутанул голову на расслабленной шее. Позвонки хрустнули. Ливанов умер.
Денис тяжело вздохнул и начал создавать картину несчастного случая.
Развязал покойника, натянул петлю плётки на правое запястье. Погладил коня по храпу.
— Хорошая коняга.
Кожаный шнур повода захлестнул петлёй на левой руке Ливанова и повёл коня к ручью. Тело, волокущееся рядом с вороным, ползло сначала по редкой таёжной траве, потом захлюпало по воде. Мерин подёргивал головой, недовольный повисшей на узде тяжестью.
Соколов подтащил убиенного к большому мокрому валуну и там оставил. Чуть поодаль бросил сапог. Кошелёк с двадцатью рублями не тронул, а ключ от сундука забрал. Устранил следы истязаний, расправил траву, встряхнул, взъерошил примятую опавшую хвою. Осмотрел всё внимательно, удовлетворённо кивнул головой.
Вышел к краю леса у дороги. Прислушался, пригляделся, — тишина.
Перепрыгивая колеи, ступая только на траву, перешёл на другую сторону просёлка и углубился в лес.
Некоторое время шёл сосредоточившись, не оставляя следов. Вышел на полянку, остановился, огляделся.
— Господи, красота-то какая…
Ни ветерка. Стоящие вперемешку сосны и ели, отсюда, с чистого места, казались сплошной непроходимой стеной. На другой стороне полянки, заросли цветущего шиповника отделяли живой изгородью травостой от сумрачного леса. Откуда-то одуряющее тянуло запахом багульника. Солнце, ещё не поднявшееся в зенит, скользило лучами по хвойным верхушкам и широкими струями освещало лужайку и заросли кипрея. И, в этих потоках света и тепла, маленькими тучками клубилась мошкара.
Соколов потянулся до хруста.
— Эх… Хорошо…
И уже спокойно и расслаблено пошёл дальше.
По большой дуге подошел к усадьбе Гагариных, обойдя её с задней стороны. Прошёл на конюшню к Захару.
— Дядька Захар, может помочь чем?
Тот сверху, с крыши, осмотрел его с некоторым подозрением.
— Ну, помоги. Вон те доски подавай мне по одной.
Провозились до обеда. Захар сказал:
— Солнце на полдень. Пошли на кухню. Накормят.
— А много осталось?
— Да вот ещё, досок шесть положить, а потом уже нащельники.
— Дядька Захар, давай дошьём уже досками, а потом обедать пойдём.
И они дошили скат новыми досками.
Когда зашли в дом и прошли на кухню, Варвара, увидев Дениса через открытые двери кабинета и гостиной, крикнула.
— Иван, зайди ко мне!
Денис зашёл и закрыл дверь.
— Ваня, ну что?
Он пожал плечами.
— Дошили всю крышу. После обеда нащельники будем приколачивать.
Гагарина смотрела на него с недоумением. Денис спохватился.
— А! Вы — про Ливанова? Вот…
Он протянул ей ключ.
— Что это? — спросила Варя.
— Это ключ от его сундука. Там, как я понимаю, тысяч на десять, никак не меньше, золота, серебра и ассигнаций. И у меня есть хорошая идей, как всё это извлечь…
— А сам Ливанов, что?
— Ничего, Варенька. Не беспокойся.
Варвара побледнела.
— Ты… его… убил?
— Прямо! — скривился Денис. — Нужен он мне больно. Ключ только отобрал. И всё.
Варя с подозрением смотрела ему в глаза.
— Ванечка, скажи мне честно… Всё будет хорошо?
Он подошёл, обнял её, прижал легонько, поцеловал в носик.
— Конечно, солнышко. Всё будет отлично.
Вечером, часов в десять, когда все собрались расходиться по домам, Денис остановил Марию.
— Мама, задержись на секундочку.
Прохорова с недоумением посмотрела на него, но послушно осталась.
Посидели, попили чаю по-семейному. Мать страшно смущалась и тихонечко прихлёбывала чай с мёдом.