Душегубы

Леонид ВЛОДАВЕЦ ДУШЕГУБЫ

ЧАСТЬ I ПОБЕГ

ПЛОД «ДЕМБЕЛЬСКОГО АККОРДА»

Казарма была старая. Кто ее строил и когда — черт ее знает! Может, еще после гражданской войны голодные, но жизнерадостные оттого, что остались живы, красноармейцы, прослушав речь комиссара в пенсне, кожаной куртке и картузе, под звуки духового оркестра вооружились лопатами, пилами и топорами, а затем пошли выполнять то, что позже стало называться «дембельским аккордом». То есть строить эту казарму для будущих поколений, имея в виду, что сразу же, как построят, так и демобилизуются. Сляпали они ее очень быстро, потому как торопились по домам, по своим деревням, к той самой родной землице, которую отстояли от Антанты, белогвардейцев и иных мерзопакостных наймитов мирового капитала. Многие даже предполагали, что разживутся помаленьку по случаю замены продразверстки продналогом. Насчет того, что в ленинском плане построения социализма записаны индустриализация, коллективизация и культурная революция, они еще не знали, так же, как и о том, что впереди еще одна большая, а также несколько малых войн.

Не знали они и того, что одноэтажная казарма-барак, наскоро срубленная ими в рекордно-аккордные сроки, простоит так долго, что даже переживет ту самую Советскую власть, которую они по воле Божьей (или вопреки таковой — тут могут быть разные мнения) установили и защитили в ходе жестоких классовых сражений. И уж никак они не догадывались, что их правнукам а в самом конце XX столетия придется проживать в этой же самой казарме. Правда, уже в рыночную эпоху.

Вообще-то, в этой самой воинской части, стоявшей в одной из не самых центральных областей Российской Федерации, имелись и более современные сооружения. В славную, хотя и, увы, безвременно минувшую эпоху «холодной войны», когда армия ни в чем отказа не знала и свежеиспеченный летеха с двумя сотнями рублей денежного ощущал себя обеспеченным человеком, часть пережила настоящий строительный бум. В ходе этого бума были сооружены отличные кирпичные боксы для грозной боевой техники, склады, несколько вполне прилично выглядевших трехэтажных казарм, клуб с просторным спортзалом и даже с бассейном, наконец, солиднейший штаб, которому иной райком партии мог бы позавидовать в отделке.

Старая казарма лишь чудом не была снесена (хотя того заслуживала). Строго говоря, местом расквартирования для штатных подразделений она перестала быть еще с послевоенных лет, но довольно долго служила временным пристанищем для молодого пополнения, пребывавшего там в «карантине» и дожидавшегося принятия присяги, после которой его распихивали по штатным ротам или отправляли в учебки. В промежутках между призывами туда вселяли разного рода постояльцев: то «партизан-запасников, которых призывали на всякие сборы и переподготовки, то прикомандированных из других частей, то курсантов военных училищ, проходивших войсковую практику. Был даже случай, когда там устроили на время офицерское общежитие для холостых. В общем, свято место пусто не бывает. Само собой, требования к чистоте, порядку и прочим нюансам быта в данной жилой кубатуре по неписаному местному обычаю существенно снижались. Умывальник на десять сосков и деревянный сортир на восемнадцать очков находились во дворе, на задах казармы, и пользование ими в зимнее время было не самым приятным делом. Поскольку в здешних местах температура воздуха иной раз ныряла до минус 30, а на минусовом уровне стабильно держалась с ноября по март, то умывальником пользовались только те, кому повезло прописаться тут с марта по ноябрь. Здесь отродясь не водилось центрального отопления. Когда-то — еще при Ленине, возможно, — имелись чугунные „буржуйки“. Позже — в годы первых пятилеток, кажется, — были сооружены четыре кирпичные печи с вмазанными в них металлическими трубами.

Само собой, солдат осенне-зимнего призыва, прожив месяц-другой карантина в этой казарме, уже ощущал, что кое-что в службе понял. Однако совсем понявшим службу он мог стать лишь после того, как по весне, в день ленинского коммунистического субботника, в числе группы особо отличившихся постояльцев гауптической вахты и лиц, имевших на боевом счету не менее четырех неотработанных нарядов, принимал участие в ликвидации последствий зимнего сезона.

Кардинальные изменения в судьбе данной войсковой части и памятника архитектуры 20-х годов XX века, каковым являлась деревянная казарма с приданными ей туалетом и умывальником, произошли уже в период после самороспуска Советского Союза и запрета на деятельность КПСС. Поскольку «холодная война» была победоносно завершена (для кого победоносно — вопрос несущественный), а бывший вероятный противник стал прямо-таки отцом родным, кормильцем и особенно поильцем, то наличие крупногабаритных Вооруженных Сил и соответствующих их габаритам военных расходов некоторым товарищам, то есть — тьфу ты! — господам, показалось ненужным излишеством. Войсковую часть, которая отвоевала под красным знаменем гражданскую, финскую, Отечественную и советско-японскую 1945 года войны, порешили. В смысле — порешили расформировать. Потом, правда, передумали и превратили в кадрированную, то есть оставили ей номер, знамя, командира, офицеров и прапорщиков. Кроме того, технику, вооружение и прочее штатное имущество, а также две роты солдат, чтобы это имущество раньше времени не растащили. А в один прекрасный день зимы 1992 года, когда народ и армия освободились от тормозящих развитие рыночной экономики тоталитарно несвободных цен и личных сбережений в сберкассах, выяснилось, что денег на уголек для котельной попросту не хватает.

Поэтому достигнуть значительной экономии топлива и денег можно было лишь в том случае, если полностью отрубить теплоснабжение от кирпичных казарм. Проблема была только в том, куда девать сто сорок девять граждан Российской Федерации, обитавших на первом и втором этажах «солдатского общежития № I», как именовалась, согласно вывеске, одна из кирпичных казарм.

Поскольку в лучшие свои времена — должно быть, в годы Великой Отечественной — деревянная казарма с печным отоплением вмещала двести человек (такие тогда были роты), то территории для размещения двух маленьких рот мирного времени должно было хватить с избытком. Поэтому, согласно приказу по части, на период отопительного сезона личный состав был переселен из «общежития № I» в «общежитие № 5».

Но после переезда на новое место, то есть в старинную казарму, пошли неурядицы и разборки.

Впереди, за весной-красной и летом (опять-таки красным, невзирая на новые веяния), просматривалась грядущая зима 1992-1993 годов, а также новые, еще более крутые цены на топливо. Поэтому едва прибыло в часть неоперившееся пополнение и было поселено по обычаю в одном конце «общежития № 5», как в другую половину был брошен ударный отряд «дедов» — дембелей. Их оказалось достаточно, чтобы за одну неделю соорудить в северном крыле казармы полный набор необходимых помещений для одной роты, а за вторую — построить точно такую же систему и в южном крыле, откуда рядовых необученных оперативно переселили в северное. «Деды» со свистом покинули ряды войск, оставив их наедине с проблемами переходного периода.

После этого уже и командиры рот стали глядеть друг на друга волками, несмотря на то, что до того вполне прилично относились друг к другу. А соответственно и все прочие офицеры стали проявлять лишнюю нервозность, если речь шла о нарядах, караулах и прочих случаях, где происходило соприкосновение интересов. В нарядах и караулах шли постоянные разборки во время приема-сдачи.

Командование части пыталось примирить между собой оба подразделения, но ничего толкового у него не получалось. Драки между солдатами стали почти обычным явлением, и, хотя они не доходили до опасной черты, за которой начинается то, что называется «массовыми беспорядками», не было никакой уверенности в завтрашнем дне. То есть большая буза могла произойти со дня на день. Теперь надо было удивляться не тому, как могла из-за сущей ерунды развиться уже нешуточная вражда, и не тому, что из-за какого-нибудь очередного пустяка произойдет большой мордобой, а тому, что этот мордобой пока еще не произошел. Сменили друг друга несколько призывов, но вражда не унималась. Назначили командира первой командиром второй и наоборот. Но и из этого толку не вышло. Оба начали смотреть на проблемы из другой канцелярии, но точно так же, как и прежде. Каждый считал, что его ребята были молодцы, а у преемника — дрянь. Получив под команду «чужих», оба ротных начинали думать, что, попав в «хорошие руки», их новые подчиненные исправляются, а прежние, угодив под команду «козла», портятся. Не принесли облегчения ни перевод из роты в роту половины их личного состава, ни обмен старшинами.