Выбрать главу

Прибыв к месту службы, прапорщик Середенко оказался старшиной карантина, где проходил курс молодого бойца рядовой Соловьев. Здесь Соловьеву особых поблажек не делали, гоняли, как и всех, но Середенко внимательно приглядывал, чтоб никто хозяйскому дитяте не чинил неприятностей. Он был лицом заинтересованным. Старший Соловьев на прежнем месте службы сохранял ему всю зарплату в дополнение к прапорщицкому окладу. Поэтому в карантине Середенко аккуратно и неназойливо отводил разные мелкие удары судьбы от своего подопечного. Когда же молодой воин принял присягу, прапорщик был переведен на должность старшины второй роты, той самой, куда был определен рядовой Соловьев.

Господин Антон Соловьев инкогнито навестил часть, где предстояло служить его сыну, еще за неделю до того, как юноша получил повестку «с вещами». Он познакомился с командиром, узнал, какие существуют проблемы, в частности материальные. А поскольку проблем было сверх головы, то общий язык они с командиром нашли.

Конечно, папе не понравилось, что его сын будет ночевать в таком гнусном месте, как старая казарма № 5. Но лучшего средства отвадить своего наследника от воинского поприща, пожалуй, не было. Беспокоило папу и положение дел с дедовщиной. Уговорились, что при первом появлении фингала на физиономии Соловьева-младшего его положат в госпиталь, а вопрос об увольнении по состоянию здоровья папа возьмет на себя. Так же, как и в том случае, если, разочаровавшись, Ванечка попросится домой.

Однако все оказалось еще проще. У рядового Соловьева оказался отличный почерк и способности к рисованию. Поскольку в воспитательной работе заметно сменились акценты, то наглядная агитация, развешанная в части, мягко говоря, не удовлетворяла современным требованиям. Поэтому Ваня Соловьев был срочно мобилизован на замену наглядной агитации и оформительские работы. В клубе части ему отвели помещение под мастерскую, а в смежной с мастерской комнатке поставили койку с тумбочкой.

Сначала Ваня подозревал, что это все козни отца-злодея. Но ему в строгой и нелицеприятной форме напомнили, что в армии он сам себе не хозяин — здесь все по уставу и по приказу. Прикажут — будешь сортир чистить, а сейчас приказали плакаты рисовать — выполняй. Приказ начальника — закон для подчиненного. Рядовой Соловьев принял строевую стойку и ответил:

«Есть!»

Любой другой военнослужащий срочной службы, угодив в такие тепличные условия — в клубе и теплый туалет с унитазом, и душ в раздевалке спортзала, и телевизор с видаком, — быстренько забил бы болт на все проблемы типа подъема в шесть и отбоя в двадцать два ноль-ноль, на зарядку и тренажи.

Однако Ваня повел себя совсем не так.

Дело в том, что те, кто подумал, будто это хилый, изнеженный и домашний маменькин сынок, жестоко ошиблись. Ванечка Соловьев, в отличие от многих прочих явно недокормленных призывников-одногодков, получал полноценное питание и не отличался слабым здоровьем. Росточек в метр восемьдесят пять, вес — девяносто два. Папа, еще не став бизнесменом, обеспечил ему нормальные условия для занятий спортом, а позже, когда средства позволили, оборудовал для чада персональный спортзал и нанял инструктора по карате. С не меньшей тщательностью господин Соловьев следил и за стрелковой подготовкой отпрыска. У Вани еще с четырнадцати лет была под рукой целая коллекция пневматических ружей и пистолетов фирмы «Crosman Airguns», из которых он кучно дырявил мишени в тире, оборудованном под папиным руководством в подвале их загородного дома. Там же ему дозволялось попробовать свои силы и в стрельбе из настоящего «ПМ», на который у Антона Борисовича было официальное разрешение. Кроме всего прочего, Ваня уже с пятнадцати лет почти еженедельно сопровождал родителя на охоту и метко бабахал из всякого куркового и помпового гладкостволья, так же, как, впрочем, и из нарезных стволов разных калибров, начиная с мелкашки и кончая «тигром».

Поэтому рядовой Соловьев, к полному непониманию своих коллег по второй роте, прибегал точно к подъему в строй родного взвода и бодро бежал на зарядку вместе с прочими «молодыми» («дедушки», как водится, мероприятие игнорировали). Потом, идеально заправив койку и проведя влажную уборку в своем Личном спальном помещений) успевал Встать и строй роты, отправлявшейся на завтрак, лопал, что дают, без критических замечаний, а после завтрака проходил с ротой и тренаж, и утренний осмотр, и развод на занятия. Только с развода он направлялся на свою халявную работу, где честно пахал до обеда. Причем, несмотря на относительно высокое качество малевания, делал все очень быстро и раньше срока. Отобедав опять-таки в едином строю с прочими братьями по оружию, он еще два часа занимался делами, а затем шел в спортзал клуба и усердно разминался там с гирьками, блинами, танковыми траками, мучил турник, брусья и канат, молотил кулаками и пятками боксерский мешок. После ужина, просмотрев возрожденную программу «Время» для лучшего усвоения пищи, он опять направлялся в спортзал или позволял себе написать письмо домой. При этом он с радостью докладывал, что заметно убавил в весе и за первые три месяца службы согнал три кило веса, который казался ему лишним.

Папа этим особо не озаботился, но зато запаниковала мама.

Она сразу вспомнила про матросов с острова Русский и подумала, будто у Вани началась дистрофия. И тут на адрес в/ч одна за одной посыпались продуктовые посылки рядовому Соловьеву. Тушенка, сгущенка, конфеты, печенье, ветчина в банках, яблоки, чернослив, сало…И все в таких объемах, что Ваня, если попытался бы съесть все это в одиночку, наверняка загнулся бы от пережора. Но он, хоть и воспитывался в капиталистической семье, все-таки не был жадным мальчиком, и на его подпитке весь взвод, в котором он числился, «старики» и «молодые» — без разницы — почувствовали себя вполне сытыми людьми и прониклись к Соловьеву великим уважением.

Прапорщик Середенко, конечно, доложил Ваниному отцу, что сын добровольно взял на подкормку двадцать четыре человека. Тот не очень поверил, что добровольно, но решил, что не обеднеет, если и дальше так будет.

Все шло прекрасно. Неожиданно командир части вдруг обзавелся «мерседесом-300» — выиграл его в какую-то малоизвестную народу лотерею, когда ездил в Москву во время отпуска. Не мог пожаловаться на судьбу и ротный второй роты, так как стал обладателем новенькой реэкспортной «нивы-тайги». Взводный заполучил мотоцикл «судзуки». Конечно, не сразу, а после того, как Соловьев-младший благополучно дослужил первый год. Оставалось всего ничего — полгода дотянуть. И тут, как выражался товарищ Гоголь, «такой реприманд неожиданный».

Убедить Ванечку в том, что он не подготовлен к службе в «горячей точке», было очень трудно. Во всяком случае, он никак не соглашался, что те семеро смелых, которые подходили по «анкетным данным», были лучше его готовы.

Поскольку рядовой Соловьев отлично отстрелял все упражнения, как дневные, так и ночные, выполнял все нормативы тоже отлично и как-то сам по себе — на самом деле при помощи Середенко — отлично овладел тактической подготовкой, то придраться было, строго говоря, не к чему. Во всяком случае, будь Соловьев нормальным человеком, то оснований послать его на войну было гораздо больше, чем тех детдомовцев, которых отобрали в «добровольцы».

Само собой, что командир первой роты, не раз завидовавший тому, что происходило во второй, вдруг закипел, как разум возмущенный, и сказал в открытую, что он обо всем этом думает.

ДО ЧЕГО ТОСКА ДОВОДИТ

Случилось все это в самую обычную зимнюю ночь, когда, как принято считать, «солдат спит, а служба идет».

Это действительно так. Солдат спит, а служба идет. Если, конечно, этот солдат не дневалит. Дневальный не спит, он службу несет. И для него служба тоже идет. Только очень тошно.

Целая рота, семьдесят пять рыл, сопели во все дырки, некоторые даже по-настоящему храпели, паскуды. Стоял густой-прегустой духан от немытых ног, пропотелых портянок, от тушеной капусты со шкварками из неведомого науке, но зато очень жирного и пережженного мяса, которое отчетливо бурчало в нескольких десятках желудков, — хоть топор вешай. Но они, эти желудки, вместе с руками, ногами, головами и иными прибамбасами все-таки принадлежали спящим людям. А вот дневальный, рядовой Русаков, не спал. Стоял у тумбочки с телефоном.