- Что мы будем делать дальше с этим... вашим товарищем? И как получилось, что такое стало вам приятелем?
Она имела в виду их решительное различие: подобное ничтожество не могло иметь ничего общего с папиным телохранителем.
- Мы выросли на одной улице, - расстегивая пиджак, ответил тот. - А дальше - он полетит завтра в свой Ростов. В общем-то, и нам бы не мешало унести ноги куда-нибудь туда...
- В Ростов?! Что там делать?! - скривилась Рената.
Отлично ориентируясь в темноте, он повесил пиджак на спинку стула и принялся за манжеты рубашки.
- То же, что и в Челябинске, если вашей душеньке угодно, Саша скинул рубашку, и "невидимка" стал видимым: черная ткань больше не скрывала его в ночи.
Рената невольно задержала взгляд на его тонкой статной фигуре легкоатлета, освещенной ленивой луной. Она все больше убеждалась, что, будь Саша "покруче" простого телохранителя, он мог бы считаться "её" типом мужчины.
- Вы колетесь, как ёж, и, по-моему, способны только язвить и говорить гадости! - бросила она. - Что такого я спросила? Мне уже надоел ваш тон...
Саша смягчился. Вполне возможно, что это был его привычный стиль общения и что он даже не собирался задеть или обидеть свою подопечную.
- В Ростове у меня живет сестра, - пояснил он. - Это все же лучше, чем ехать в те места, где никого знакомого нет. Вы не согласны?
- Пожалуй. Да и у меня там есть подруга... Кстати, а что вы ищете, если не секрет?
- Что-нибудь, отдаленно напоминающее матрас или одеяло. В машине я не высплюсь.
Рената подумала и решила, что он скорее перевернет комнату и в итоге уляжется на голом полу, чем первым попросит у нее что-либо.
- Если вы пообещаете хорошо себя вести, то у вас есть шанс выспаться на кровати. Только - чур! - одеяло с меня не стягивать! Не люблю я этого.
- Обещаю, - не раздумывая, ответил Саша.
Приглашать его повторно не пришлось: он на самом деле здорово вымотался за эти два дня. Пропустив ее к стене, телохранитель устроился с краю и первым делом проверил наличие пистолета под подушкой. Затем он переложил оружие под кровать, так, чтобы легко дотянуться рукой, если возникнет такая необходимость, и постарался отодвинуться подальше от Ренаты, но так, чтобы не лишиться одеяла целиком.
- Черт! - шепнул Саша. - Где же может быть этот проклятый "дипломат"?! Как можно было не запомнить этого? Хотя... у вас есть оправдание, с вами все ясно...
- Что со мной ясно?! - буркнула Рената. - Снова выставляете меня дурой?
- Нет, я... ладно, неважно. Может, ваши деньги не при чем, может, при чем. Но я носом чую, что дело в "дипломате" и что, кроме денег, есть что-то еще...
- Поговорим об этом завтра! - девушка, обиженная на то, как он (на ее взгляд, демонстративно) отползает от нее, отвернулась к стене и потянула за собой одеяло.
Проводив взглядом безнадежно ускользающий край, Саша не стал спорить. Он перевернулся на живот, уткнулся лицом в локоть, и дыхание его стало ровным, тихим, почти не слышным.
Рената тоже задремала. Перед глазами уже засверкала было водная гладь храмового бассейна, а за колоннами послышались заклинания жрецов, воспевающих смерть и возрождение какой-то птицы, как вдруг все куда-то свернулось.
Девушка очутилась в ином месте. Здесь был отец, и она знала, что видит последние минуты его жизни. Самое ужасное, что, находясь рядом, Рената не могла предотвратить его гибель.
- Папа! - сдавленно кричала она. - Не выходи к машине, папа!
Тут откуда-то в этом сне появился Саша. Но это был странный Саша: такой только во сне может привидеться, да и то лишь в разгоряченном воображении. Правильнее сказать, что Рената сама решила, что это - ее телохранитель. На самом деле новый персонаж был бесплотное ничто в черном балахоне с нашивками из бисера - мелких драгоценных камней зеленовато-голубого или золотистого оттенка. Оно протянуло руку, и широкий рукав слегка вздернулся. Запястье было стянуто широким напульсником из чеканного сплава меди и серебра. Эта вещь и сама его кисть нормальная, плотская, из кожи и костей, с едва заметным сплетением вен на тыльной стороне - успокоила отчаявшуюся девушку: детали были достаточно земными, достаточно реальными, чтобы их хватило для доказательства, что существо это человек. Поддержав Ренату под локоть, загадочная капюшоноголовая тень увела ее прочь от ужасного места. Девушка рванулась назад и увидела смерть отца.
- Папа! - зарыдала она пуще прежнего.
Тогда существо обняло ее, обволокло своей горячей, неистовой, настойчивой энергией и словно отдало ей часть собственной жизни, потому что Рената почувствовала, как воскресает она в этих странных объятьях.
С мокрыми от слез щеками, на мокрой же подушке она вынырнула из сна. Что-то горячее лежало у нее на плече. Рената оглянулась. Это была Сашина ладонь. Привстав на локте, он смотрел на девушку и усмиряюще поглаживал ее руку.
- Мне приснился отец, - объяснила она почти басом и шмыгнула носом, пытаясь скрыть, что плакала. Ей было неловко от сознания того, что, подобно буйнопомешанному Гарику, своими воплями она умудрилась разбудить только-только прикорнувшего телохранителя.
- Я знаю, - тихо сказал он.
- Если бы вернуться назад хоть на недельку...
- Так не бывает. Это уже есть, и все, что будет, тоже обязательно уже где-то есть...
- Больше я не буду спать, - Рената села, прикрывая грудь. Лучше вообще не спать, чем так мучиться... Я чувствую себя виноватой: мы с ним поссорились и не успели помириться. Такое чувство, что я невольно накликала на него беду...
- Вы знаете, что это не так...
- Ненавижу сны!
- Он больше не приснится вам.
- Ну, как же... Конечно! Хорошо бы, если бы это зависело от моих желаний... - она отбросила от лица волосы, покрепче прижала к себе одеяло и попыталась встать.
Саша задержал ее и довольно бесцеремонно уложил на место:
- Он тебе больше не приснится! - внушительно, на "ты", повторил он.
Рената сдалась и, плача, прижалась к нему. Саша провел ладонью по ее щеке. От его кожи исходил едва различимый запах чего-то, что Рената снова назвала бы "дежа-вю". Этот запах показался ей знакомым с детства, древним-древним: чуть-чуть табака, мяты, хвойного дымка и какого-то старинного притирания, рецепт которого затерялся во времени. Всю свою жизнь Рената неосознанно искала этот запах, и вот он был рядом - такой естественный, слегка диковатый, слегка мистический. Хотелось в нем раствориться.