Комната походила на келью религиозного фанатика. Вся она была увешана распятьями, иконами и заставлена желтыми церковными свечками, похожими на макаронины (если бы их продавали на вес, то пара килограммов здесь была).
В углу стояла детская деревянная кроватка, слишком маленькая для своей обладательницы. Мышцы лица, руки и ноги девочки находились в беспрестанном движении. Иногда казалось, что она проделывает все это нарочно, с какой-то непонятной, одной ей ведомой целью. Но чувство, что это - дурацкий розыгрыш, сменилось ужасом, когда Оля, мыча, вдруг без помощи рук и ног начинала корчиться и подпрыгивать в кроватке, едва не вылетая из нее через верх.
- Батюшка сказал, что это - искупление наших грехов...
- Ну, если ба-атюшка сказал... - Игорь криво усмехнулся. А к другому батюшке вы не пробовали?
- Да господь с вами! Отец Павел истинную правду сказал: Ольгу я без отца вырастила. Нельзя было этого делать, грех великий затеяла, одна боялась на старости лет остаться... Вот и расплата за то, что о себе только думала... Оля, это хороший дядя, слышь меня? Он тебе поможет! Ты верь ему, слышь?..
Лицо девочки неестественно, судорожно покривилось, она замычала, засмеялась и подпрыгнула на месте, ударившись головой о деревянные прутья.
- И переложить нельзя: падает, - пожаловалась женщина. Ой, погодите, Игорь Семенович! За святой водой сбегаю. И ведь забыла же, а!..
В который раз подивившись российской национальной безалаберности - пригласить в дом, по сути дела, незнакомого человека, оставить его одного в коридоре, потом - его наедине с собственным ребенком, - Гарик наклонился к Оле:
- Эй! Тебе совсем плохо?.. Ну, я и попал, блин!..
Он достал Игорь из кармана молитвенник, купленный по случаю на барахолке. Мамаша принесла "святую" воду и, скукожившись, встала в сторонке, ногой отпихивая лезущих в комнату кошек.
Одолев полкниги, Гарик поднялся. Женщина засуетилась, полезла в карман, вытащила оттуда дореволюционного вида кошелек, расшитого пластмассовым разноцветным бисером.
- Сколько я вам должна, Игорь Семенович?
- Нисколько! - буркнул Игорь, - Кто уже лечил вашу дочь?
Смысл был такой: сколько таких же, как я, шарлатанов побывало в этой квартире до меня?
- Был один знаменитый экстрасенс. Мужчины - они в этом отношении сильнее, смыслят больше... Ну, я так думаю. Он сказал, что Оленьку сглазили, что у нее очень большая энергетическая дыра в районе третьей чакры, - (в этом месте Игорь скорчил рожу: даже он не был способен воспринимать это серьезно). - Они с батюшкой Павлом и посоветовали мне обратиться к экзорцисту.
- Понятно. Я сейчас к вам своих ребят подгоню, так что вы не бойтесь, впустите их.
- А это дорого?
- Бесплатно.
- И все-таки, сколько я вам должна?
- Я на тимуровских началах. Гусары... это самое... денег не берут.
- Значит, после второго сеанса?
- Ага.
Игорь спустился вниз, дошел до первого же телефона-автомата и вызвал девочке "неотложку". Только после этого с чувством выполненного долга и мыслями о рыжей кукле в витрине магазина он зашагал домой.
За тридцать два дня...
Блестящие глазки прытких саламандр шныряли повсюду. Твари ждали скорой поживы и довольно облизывались...
"Собрать, собрать все, до последней песчинки, и тогда..."
Может быть, тогда разрушится предопределенность, и обреченные на разлуку соединятся? Эта мысль посетила жрицу внезапно, как озарение. Она не могла понять смысла. Ожидая, когда взорвется пространство, девушка тщетно припоминала свое имя. Память... Память - это мозг. Мозг - это тлен. Тлен заклятый враг вечности. Помнить душой - вот высшее искусство, и ей не под силу овладеть им. Триединство материи - мозг, тело, душа - и поныне в разладе. Собрать все, до последней песчинки...
Жрица воздела руки к небу:
- О, светлый Осирис, брат мой! Дай мне мудрости! О, великие боги!..
Сверху дохнуло теплым ветром. Что-то легкое скользнуло по щеке девушки, легкое и тёмное. Темное, как тайна, как всполохи полузабытых снов. Она опустила голову. Это был край мантии Помощника Главного Жреца, капюшоноголового нечто. Когда он приблизился к ней? Почему она чувствует его взгляд из темноты капюшона и почему он так смотрит на нее? Жрица знала этот взгляд, знала всегда, и никогда не узнавала первой...
- Это уже было... - сделав для себя внезапное открытие, удивленно сказала она.
Помощник Главного медленно кивнул, словно склоняясь перед нею.
- Нет, это не может быть правдой! - опровергла себя жрица. - Я живу один раз, когда же это могло случиться?!
И тут он заговорил:
- Заря, свет которой отливался на боках белоснежных шаров зданий... Мы с тобой любили смотреть на неё и вдыхать прохладный утренний воздух...
Что-то мелькнуло перед ее глазами. Она отстранилась, и Помощник Верховного Жреца взял ее руку в свою. Все тот же чеканный широкий напульсник из сплава меди и серебра...
- Бесконечные дали, холмы, за которые нам с тобой так хотелось умчаться, потрясающе синий океан... Помнишь?
- Там... было красиво... Но разве было это? Это детские сны. Мои детские сны... Ты - первый, кто рассказал их мне... жрица взглянула на него, на темные фигуры служителей храма, на воду; тело её немело, хотело преобразиться, изменить очертания, но... не могло.
- Затем, после всего, что произошло за века и тысячелетия, была эпоха Великих Пирамид... Они были везде, где не свирепствовал холод, помнишь?.. Они не были так безукоризненны, как наши "шары", но заря точно так же освещала их полированные грани... Пирамиды отражали суть...
- Я не в состоянии понять Время...
- Потому что оно иррационально. Мы с тобой никогда по-настоящему не были вместе. Не спросив нас, так решила наша судьба. Нельзя стать осью, не побывав ободом. Учитель уже нашел, но я знаю, чего ему это стоило...
Она снова что-то вспомнила. Да, это был он. Другой, но он. Жрица не могла воскресить в памяти его и свое имя, его и свое лицо. Он всегда был разным, но при этом постоянным. Он всегда оказывался рядом и брал ее за руку, заставляя смело глядеть вдаль. Лицо - расплывчатым пятном, канувшим в вечность. А потом... что же было потом?.. Что-то плохое, страшное, как всегда, их разлучившее. Вспомнить надо сейчас, иначе потом придется вспоминать заново. Теперь она это знала.