Вода была серой: этим вечером непогода разыгралась вовсю. Темнело медленно, не торопясь. Рената зачарованно смотрела на тусклую поверхность водохранилища, Ник - на сидящего на столбе степного орла, что, расставив крылья, караулил зазевавшихся жаворонков - и откуда им взяться в такой холод?..
- Который час? - в очередной раз спросила девушка.
- Тридцать пять восьмого, - машинально ответил Ник и закурил десятую сигарету.
- Почему же его так долго нет?
- Он только минут пять как встретился с ними... Ему нужно время...
- Отдать дискету недолго...
- Но ведь он без машины. Он обещал и вернется. Непременно, малышка...
Рената заплакала:
- Он не должен был так поступать!..
Гроссман вздохнул:
- Я слишком поздно понял, как он любил... любит тебя...
- Я тоже. Ты не веришь, но я - тоже...
- Поэтому он вернется. Все будет в порядке...
Прошло еще несколько минут. Девушка не выдержала:
- Заводи! Поехали в город, найдем его.
- С ума сошла?
- Заводи! Он ранен, ему нельзя долго быть на ногах! Если ты не заведешь, я... я пешком пойду туда!
Ник закоротил провода, но закашлявший джип не завелся. Второй, третий раз... нервы Гроссмана не выдержали:
- Кляча проклятая! - крикнул он и что есть сил ударил по рулю. "Чероки" издал короткий, резко оборвавшийся сигнал, как будто вскрикнул от боли, но все равно не завелся.
- Не говори так о нем!.. Он спасал нам жизнь... - Рената приложила лоб к панели управления: - Ну, пожалуйста, малыш! Пожалуйста!
Джип наотрез отказывался выполнить последний долг.
***************************************************************************
- Ну, всё! Не уйдешь теперь! - Рушинский загнал противника в угол: "пакостник" обнаружил себя после похищения очередного фрагмента фрески.
- Вить, японцы приехали, - Саблинов, собиравшийся улетать с этими самыми японцами после встречи, застегнул папку и посмотрел в сторону Виктора Николаевича.
- Хорошо! - отмахнулся Рушинский. - Подождут.
Станислав Антонович покачал головой, но ничего не сказал: они с Константином снисходительно относились к слабостям компаньона.
"Пакостник" яростно отбивался: последнюю жизнь он хотел продать недешево.
- А если так? - Рушинский бросил в него виртуальный стилет.
"Пакостник" припал на одно колено и, не выпуская кусок камня с фрагментом рисунка, потащился в сторону спасительного тоннеля.
- Брось, а то уронишь! - засмеялся Виктор Николаевич, отбирая у него последнюю жизнь: - Стас! Смотри!
- Вить! -Саблинов взглянул на часы.
Умирая, враг растворился в тоннеле, и табло показало, что жизненных сил и оружия у него - ноль.
- Как я его! Иду, иду!..
***************************************************************************
Видя, что машина не заведется, Рената раскрыла дверцу и выпрыгнула.
- Куда?! - крикнул Ник.
Она бежала сломя голову, бежала вдоль обочины, в направлении покрытого туманом города. Бежала так быстро, что длинноногий Ник с трудом настигал ее.
Орел тяжело снялся со своего наблюдательного поста и понес свое тело в сторону поля, вслед за жаворонком, отбившимся от стайки и подлетевшим слишком близко к опасному рубежу.
Гроссман схватил Ренату. Она брыкалась у него в руках и рыдала.
Жаворонок стремительно улетал от орла.
- Пусти меня! Пусти ме... - тут она странно, неестественно вздрогнула.
Жаворонок несся в их сторону, как за спасением. Это было последнее, что видела девушка.
- Бо...же... - выдавила она, и на губах ее выступила кровь. Тело напряглось и расслабилось, и так -несколько раз, помимо её воли. Глаза широко раскрылись, но она уже ничего ими не могла увидеть: тень застила их.
Николай выхватил платок и попытался всунуть его между зубов Ренаты, но все напрасно. Сжав челюсти, она захрипела и забилась, как в конвульсиях. Позвоночник затрещал.
- Малышка! Маленькая!!! - Гроссман прижал ее к себе.
Стиснутые зубы внезапно раздвинулись. Изо рта девушки, ударив Николая в щеку, выплеснулась кровавая пена. Тело вытянулось, глаза потеряли выражение.
Жаворонок, рвавшийся к ним, был отрезан хищником и спикировал в сторону для разворота. Узкие крылышки трепетали.
Николай разорвал блузку Ренаты и приложил ухо к ее груди. Сердце не билось, пульса не было. Глаза, бесцветные и прозрачные, смотрели в никуда - в вечность, зрачки стекленели. Блестящие рыжие волосы путались в грязной траве, с приоткрытых губ стекала кровь. Гроссману показалось, что из девушки что-то выдернули, такой она вдруг стала невесомой и опустошенной.
Ник положил ее на землю, до боли зажмурил веки и, вцепившись в волосы, потянул их.
- Господи! - забормотал он. - Верни ее, господи! Я никогда не буду такой сволочью, как раньше, только верни ее!
Гроссман взглянул на Ренату. Она по-прежнему безжизненно смотрела в сторону города, которого так и не достигла.
Развернувшись по дуге, жаворонок опять несся к ним, преследуемый орлом...
Ослепительная красная вспышка, растаяв, подарила ей этот мир. Она стояла на ступенях, ведущих в бассейн, завернутая в легкую темно-синюю мантию. Звучала музыка, черноглазый колдун читал заклинания.
- Постой! - окликнула она Помощника Верховного Жреца, который из последних сил полз в сторону пространства за колоннами. Багровый след тянулся за ним по каменным плитам, он хватался за любой зазор в полу, лишь бы отвоевать у смерти маленькое мгновение.
- Я иду с тобой! - жрица подбежала к капюшоноголовому жрецу и подхватила его под руку. Рывок - и они очутились там.
Помощник поднялся на ноги. Здесь силы вернулись к нему, а девушка напрочь забыла о Тессетене, воины которого едва не убили всех ее служителей во главе с капюшоноголовым Проводником.
И старый мудрец говорил тринадцати:
Если я буду иметь дело с камнями,
То не стану ломать преграды.
Я наберусь терпения, как ты, о вода!
- Мы вернемся. Танцуй! - попросил Помощник Верховного.
Жрица сбросила мантию и осталась в наряде для Встречи Рассвета. И тогда, забыв обо всем, она начала свой танец.
На границе миров вспыхнули костры, отсчитывая последние секунды Четвертого Солнца.
Жрица увидела себя танцующей на ступенях над храмовым бассейном.
И вспенилась неподвижная гладь бассейна, и из воды, расправив огненные крылья, вылетела прекрасная птица, что отбрасывала человеческую тень. Тогда мир перевернулся и птица помчалась к солнцу, стремясь обжечься и погибнуть, ибо так было всегда.