Но доктор Скара, по своему обыкновению, даже не ответил, когда пастор и нотариус поклонились ему из гостиной. Пыхтя и отдуваясь, он помогал Еве высвободить свою правую руку из рукава пальто. Как всегда, был резок и лаконичен.
— Ну? Все то же?
— Все то же, господин доктор, все то же.
Левая рука уже высвободилась из рукава.
— Не ел?
— Ни крошечки. Подала утром чашку бульона, — и не попробовал, только расплескал… Барынина новая скатерть вся в пятнах. Пока мокрая — еще можно что-нибудь, иначе пропала…
Доктор уже поднимался по лестнице со своим чемоданчиком. Ступеньки заскрипели под тяжестью его туши. На площадке он обернулся и крикнул:
— Воды! Горячей! В тазу!
Пастор снова отступил. Вот и не успел сказать.
— Господин доктор, а господин доктор, — прошептал он, приложив одну руку ко рту, а другой делая таинственные знаки. Но доктор Скара не слышал или притворялся, что не слышит. Его голос гремел уже наверху:
— И губку! Только чистую!
Пастор Линде развел руками и вернулся. Он был ужасно недоволен тем, что не удалось внушить доктору свою мысль. Самому как-то неудобно.
Нотариус тоже ничего не может посоветовать. Он, видать, простофиля либо прожженный дипломат. Кроме своих официальных обязанностей, знать ничего не хочет.
Пастор нервно забегал по гостиной, обходя расставленную посреди комнаты мебель и время от времени зацепляясь ногой за ковер работы национальной лиги[8]. Ужасно долго копается там доктор… Когда лестница вновь заскрипела под его ножищами, показалось, что прошло часа два.
Бежать навстречу и выспрашивать — не совсем удобно… Пастор продолжал свое путешествие по гостиной и прислушивался, не расскажет ли доктор что-нибудь нотариусу. Но тот сперва закурил сигару, притом до того крепкую, что пастор поморщился. Шагая по комнате, он мог наблюдать за доктором. Морщины на лбу вдвое глубже, чем обычно. Руки заложил за спину и, кажется, бросает поверх своего толстого живота неприязненные взгляды на нотариуса.
— Что вы там целый день читаете?
Вопрошаемый сначала приложил палец к тому месту, на котором его прервали, потом посмотрел сквозь роговые очки на доктора.
— Так, один роман.
— Роман — пхе!.. И вам интересно?
— Отчего же, скуки ради.
— Скуки ради, когда над вами человек умирает.
Пастора Линде будто кто-то вытолкнул в приемную.
— Умирает? Неужели это правда, господин доктор?
Доктор искоса взглянул на него.
— Ну? Вам-то что? Ах, да — у вас свои дела!
Пастор принял торжественную позу.
— Душа нуждается во врачевании не менее, чем тело.
Доктор пожал плечами.
— Возможно. Это не по моей части.
— Скажите, пожалуйста, неужели это… может произойти так скоро?
— Это одинаково возможно и через пять дней, и через пять минут. Я уж отказываюсь ставить диагноз. Такого случая в моей практике не бывало. Вообще неизвестно, чем он еще живет.
— Я полагаю, господин доктор, сила воли…
— Да, да, и я так полагаю. Но все имеет свой предел, а это уже свыше всех пределов. Свыше всех пределов, повторяю вам.
— Господин профессор, наверно, ужасно страдает?
— Ужасно… Что означает это «ужасно»? Вот когда у вас болит зуб, вам, конечно, кажется, что вы ужасно страдаете? У вас когда-нибудь болел зуб, господин Линде?
— Я думаю…
— Дело не в том, что вы думаете, а в том, что вы чувствуете. Предположите, что у вас сразу болят три зуба. А?
— Мне однажды из-за одного-то хотелось биться головой об стенку.
— Вот видите, а ведь и вы обладаете силой воли. Теперь представьте, что у вас болят не три, а все тридцать два зуба, и еще помножьте эти тридцать два на три. Это примерно та степень боли, которую испытывает сейчас профессор Грюн.
— Это ужасно.
— Это нечеловеческие муки. Мои уколы помогают ему на полчаса, на час, и потом все начинается сызнова, с удвоенной силой. Не понимаю, почему врачам запрещают сокращать такие мучения, от которых никому нет пользы.
Пастор важно выпятил грудь.
— А душа, господин доктор? Господь бог знает, зачем он налагает на него такие испытания.
Доктор бросил на пастора такой уничтожающе-презрительный взгляд, что тот покраснел.
— Видите, доктор, он все-таки жив.
— Да, и, что самое удивительное, еще работает.
— Работает?
— Читает какую-то корректуру и все время пишет на полях. Я заглядывал, но там трудно разобрать.
Пастор Линде забеспокоился.
— Вы что, господин доктор, предполагаете, что он уже не в здравом уме?
8