Совсем уже непонятно! Не Лай Юлий Цезарь, а Кай… Почему Кай?! Зачем Кай?!
Однако ничего не поделаешь, приходится откликаться и на Кая и вежливо вилять хвостом. Впрочем, многим людям тоже не нравятся их имена, которые они носят с детства, как ошейники. Грише хотелось бы называться Яшей, а Яше — Гришей. Вечная история!
В мои собачьи обязанности входит: выводить хозяина на прогулку, подышать свежим воздухом, два-три раза в день. Пока он дышит, я успеваю провернуть свои собачьи делишки и даже слегка поухаживать за дамами — есть тут в нашем дворе одна юная эрдель-терьерочка, очень милая особа, мы с ней наперегонки носимся по двору, делаем вид, что кусаемся, — в общем флиртуем!
Кроме всего перечисленного я должен лежать под столом, когда хозяин сочиняет свои произведения.
Я обязан при этом лежать спокойно, неподвижно, положив морду на передние лапы. Нельзя ни вздыхать громко, ни чесаться, ни скулить — ни-ни! Это отвлекает хозяина от его важных сочинительских мыслей. А попробуйте-ка лежать неподвижно, когда вас кусает блоха, которой наплевать и на меня, и на моего хозяина, и на его важные мысли! Мне безумно хочется в это время рычать и ожесточенно чесаться, но я сдерживаюсь и терплю.
Не думайте обо мне плохо — я чистоплотная собака, хозяйка часто моет меня в ванной и даже не жалеет для «нашей собачки» какое-то свое отвратительное, вонючее снадобье, которое она называет заграничным шампунем. Но ведь блохи поразительно живучие твари, их никаким шампунем не проймешь. Я даже заметил, что после шампуня они прыгают и кусаются еще резвее, — наверное, он им нравится так же, как людям нравится, например, их ужасное питье — водка.
Как радостно зато бывает, когда хозяин наконец встанет из-за стола и, потянувшись, скажет:
— Ну, на сегодня все. Глава окончена. Кай Юлий, готовься, сейчас пойдем дышать свежим воздухом!
Я громко лаю и даже повизгиваю от счастья, бегая по комнате, прыгаю на хозяина, а он отмахивается от меня и кричит: «Цезарь, не безумствуй!». Потом он берет меня на поводок, и я веду его дышать свежим воздухом.
У меня есть еще одна обязанность — развлекать гостей, которые иногда приходят к хозяину и хозяйке. Обычно я исполняю свой номер за ужином. Хозяин берет со стола сырную корку — я сижу тут же, подле его стула (он знает, что я обожаю сырные корки), и говорит мне:
— Цезарь, Кррытик пришел!
Я начинаю рычать и злиться.
— Кррытик! Кррытик! — повторяет хозяин.
Я лаю во все горло, рычу и скалю зубы.
Все за столом хохочут, и я наконец получаю от хозяина свою сырную корочку.
Номер, в сущности, простой, люди говорят, что такие фокусы построены на условном рефлексе. Я не знаю, что такое условный рефлекс, но зато я хорошо знаю, что такое сырная корка или, допустим, кусочек сахара!
Из-за этого номера и произошла та неприятная история, о которой я хочу вам рассказать.
Однажды вечером я вывел хозяина во двор. Здесь он отстегнул поводок от моего ошейника и стал дышать, разгуливая по двору, а я побежал по своим делам. Когда я вернулся, хозяин стоял подле уличного фонаря и разговаривал с другим писателем. Я его знаю, в одной квартире с ним живет кот по имени Сладкоежкин — крупное, злобное и, надо ему отдать справедливость, храброе создание. Он не убегает от нас, от собак, а вступает с нами в драку и, ловко действуя лапами, вооруженными острыми когтями, нередко заставляет нас отступать.
Хозяин и другой писатель говорили о третьем человеке, который ходил по двору и тоже дышал свежим воздухом. Он не из нашего дома — худой, длинный, на носу стекла.
— Этот тип, — сказал мой хозяин хозяину кота Сладкоежкина, показав глазами на длинного, — меня недавно здорово облаял. Читал?
— Читал! — отозвался хозяин кота Сладкоежкина. — Он и меня в свое время тоже облаял. Он всех облаивает!
— Вот уж действительно Кррытик! — сказал мой хозяин.
— Настоящий Кррытик! — сказал хозяин кота Сладкоежкина.
Я не могу слышать это слово! Я начал волноваться, злиться и зарычал. А они продолжали перебрасываться словом «кррытик», не обращая на меня внимания. Кровь бросилась мне в голову. Не помня себя, я подбежал сзади к длинному и цапнул его за ногу — совершил свой первый и, видимо, последний укус в жизни. Боже, как он кричал, он даже не кричал, а верещал на всю улицу, хотя я, как выяснилось потом, лишь порвал ему то нелепое сооружение, которое люди — мужчины и женщины — натягивают на свои задние лапы и которое называют штанами или, еще смешнее, брюками!
Хозяин подошел к верещавшему Кррытику и робко, как бы виляя хвостом, стал извиняться за меня.
— Не сваливайте на собаку! — продолжал верещать Кррытик. — Я все про вас знаю! Вы ее натравили на меня… Вы вообще не признаете никакой критики… Я подам заявление… Вас обсудят на бюро!.