— Аргх, ты хорош, — процедил наемник сквозь зубы, по шею скованный песком, и голос Гаары, так неуместно равнодушный и скучающий, надломил в нем последние соломинки, на которых он и так едва держался.
— Говори, где остальные.
— Я лучше тебе песок подгажу, безбровый…
Вару с беспокойством посмотрела на Гаару, боясь увидеть черты столь нежелательного сейчас гнева, но джинчурики не реагировал. Наемник не сводил с него глаз, накаляя обстановку ощутимым напряжением, и Кейджи не сразу удалось мысленно вздохнуть с облегчением и придумать, как вытащить из шиноби информацию. В этом опыта у нее было предостаточно, и составление плана не затянулось дольше, чем на пару мгновений. Она набрала воздуха в лёгкие, чтобы задать правильный вопрос, да так он там и остался. Кровь брызнула ей на одежду и лицо, сопровожденная знакомым хрустом костей, и бывшая шиноби замерла, наблюдая, как тело с хлюпаньем распадается на алую кашу; оставшаяся целой голова шиноби уткнулась носом в песок.
Вару медленно выдохнула, чувствуя, как кровь отливает от лица и кислый ком подкатывает к горлу. В голове все непозволительно перемешивается, досаждая то отвращением, то разочарованием, то страхом, но в итоге приводя к решению больше никогда не надеяться на благоразумие джинчурики Шукаку.
— Зачем?! — закричала Кейджи чуть ли не во весь голос, сразу же морщась и отворачиваясь от подкравшейся к носу вони. Гаара лишь привычно скрестил руки на груди, не чувствуя угрызений совести, и произнес с каким-то издевательским интересом: — У тебя крепкий желудок.
Вару поджала губы, мучаясь от острого желания ударить его чем-нибудь тяжёлым. Он все ещё злился, но не мог выплеснуть эмоции на нее. Такая ведомость собственными чувствами казалась Кейджи дикой и примитивной, и некоторые пункты в анкете Гаары вмиг перечеркнулись, добавив к минусам демонстративную специально для нее жестокость. Если он будет убивать людей за каждое ее неповиновение, то все ведь просто потеряет смысл, не выдержав насилия противоречий. Повернувшись и посмотрев сыну Расы в лицо, Вару не увидела там ничего, кроме холодного спокойствия. Он слишком идеален, слишком опасен в своей способности стряпать из песка такую нечитаемую маску.
— Он теперь нам ничего не скажет, — попыталась бывшая шиноби надавить на чувство вины в последний раз, но Гаара не поддался.
— У тебя есть техники, которые развязали бы ему язык?
«Ты же знаешь, что есть. Какого черта ты делаешь?!»
— Да какая уже разница? — вспылила Вару, заставляя себя вновь взглянуть на истерзанное тело. Если при нем и были какие-нибудь улики, целыми они вряд ли остались. От мысли тщательно изучить зловонные останки вновь стало нехорошо, и в основном в этом были повинны несдержанные эмоции, а не брезгливость. Гаара пару мгновений что-то выжидал, но после, развернувшись, направился обратно в Хофу как ни в чем не бывало. — Мы просто оставим его здесь?
— Хочешь его похоронить — валяй.
Кейджи гневно поморщилась, но от претензий воздержалась. Все, что она могла сделать сейчас, — просто сообщить правильным людям, чтобы народ не испытывал лишних волнений. Не спеша следуя за джинчурики, Вару тщетно пыталась найти на его спине ответы: что он на самом деле чувствует, зачем делает всё это, понимает ли. Факт его борьбы неоспорим, но с кем и ради чего? Бывшая шиноби попыталась надавить на эту трещинку.
— Знаешь сказку про тануки, который превратился в чайник?
— Нет.
— Его поставили на огонь.
Видеть лицо Гаары Вару не могла, но молчание подтвердило, что он понимает. Как бы ей хотелось сейчас оказаться в его голове и видеть все своими глазами, а не гадать. Тем более после того, как он показательно убил человека.
— Ты обрекаешь себя на еще более жалкое существование, делая то, что тебе не свойственно. Однажды это выйдет боком.
— Кому? — спросил Гаара тихо, и Вару поджала губы, чувствуя свое поражение. Пора бы уже начать называть все своими именами: она помогает убийце влиться в общество, избавляясь от следов путем обмана окружающих его людей, включая себя. И у нее нет другого выбора. Почему? Бывшая шиноби не могла подобрать слов, чтобы объяснить, но этот страх сидел гораздо глубже. — Я был уверен, что люди вокруг ценят лишь себя, защищают лишь себя, а их отношения с другими — ложь, дабы украсить жизнь. Я находил этому немало доказательств, но изредка мне встречались те, кто в порыве гнева пытались убить меня, несмотря на страх. Они умирали в тщетной попытке спасти кого-то. Вот только всех спасти нельзя. Имеет ли в таком случае значение, кто я?
— Между искренностью и симуляцией есть разница. Люди сражаются, и в этой борьбе приходится лишать врагов жизни, но это лишь грязная необходимость, до которой в наши времена никому нет никакого дела. Ты убил человека вопреки нашей миссии.
Гаара остановился и, развернувшись, раздражённо посмотрел на Вару, испачканную в пролитой им крови. Бывшую шиноби трясло от мысли, что вот сейчас он переступит границу и вновь станет для кого-то младшим братом, защитником или спасителем. И никто не будет знать, что он не видит разницы между намеренным убийством и вынужденным, что ему не нужны для этого особые причины, после которых необходимо раскаиваться. Злость выжигала внутренности, но быстро потухла: Кейджи смирилась, потому что не могла иначе.
— Этот спектакль не сделает тебя счастливым, — сказала она устало, и взгляд Гаары смягчился.
— Мне все равно, — произнес он так спокойно, что нечто внутри Вару мелко задрожало.
***
— Вы убили одного из них и даже не допросили?!
Сраженный новостью Канкуро не беспокоился о конфиденциальности их миссии и повышал голос в яростном возмущении. Он смотрел то на Вару, то на Гаару, теряясь, кого отчитывать ему в первую очередь. Темари стояла рядом, так же недовольная потерей подозреваемого, но лишь хмурилась, больше раздраженная криком среднего брата, нежели выходкой младшего.
— Гаара!
Чуть поморщившись, джинчурики воздержался от объяснений, и Канкуро едва не схватил его за воротник. Кейджи вмешалась: голова у нее жутко раскалывалась, чтобы допустить очередной конфликт.
— Он все равно не знал, кто его заказчик, — оправдалась она, и Кукольник отошёл на шаг назад, не ожидая, что бывшая шиноби заступится. Он скривил губы, явно не собираясь так просто отступать, но причины затевать ссору уже успели исчерпать себя.
— Ты в этом уверена? Может, он обманул вас?
— Уже не важно.
Кейджи устало вздохнула, потерев ладонью лоб. Еще только середина дня, а все ее резервы уже опустошены. Тем временем миссия не планировала терпеливо ожидать, и время неумолимо тикало, кажется, прямо в голове. Необходимо было сосредоточиться на чем-то одном, и Вару сильно удивилась, что несмотря на произошедшее ей это все же каким-то образом удалось.
— Ты сможешь сам нейтрализовать технику? — спросила она Канкуро, всем своим видом показывая, что у них попросту нет времени на то, чтобы оплакивать упущенное. Кукольник сдался, остывая, и взгляд его сменился с недовольного на виноватый.
— Не-а. В деревне найдут способ и сразу отправятся к нам.
— А как состояние больных?
— Кто-то может не дожить до прихода ирьенинов, но больший процент еще держится. Все, кто имеет возможность, покидают Хофу, — ответила Темари с лёгкой скорбью, жалея, что на это они никак не смогут повлиять. По крайней мере пока, а там для кого-то будет уже слишком поздно.
— Это лучшее решение для них. Если мы наткнулись на одного из наемников, значит, водой дело не закончится. А расследование тем временем затягивается все туже.
— Что сказала полиция?
— Комиссар только руками развел и о слухах в деревне умолчал.
— Проклятье? Тоже слышали, — подтвердил Канкуро, хмыкнув. Больше никаких зацепок у них не было. — Стоит допросить семью Хофу.
В больнице их разговор, пожалуй, был прекрасно слышен всем, но кое-кто стоял за углом намеренно, вслушиваясь в последние реплики. Команда замолчала, одновременно глядя на расползающуюся по полу тень с заметным скепсисом. Вздрогнув, женщина в белом халате осторожно вышла, прижимая к груди планшет. Она выглядела скорее болезненно усталой, нежели смущенной, и чернота под глазами нисколько не портила ее изящные черты. Брови Вару и Канкуро поднялись в удивлении: с бледной кожей чернильные волосы и небесные глаза делали эту женщину мифически красивой для этих мест.